Тысяча и один день Никиты Сергеевича - [3]

Хрущев прервал его:

— Что-то я не вижу по сути большой разницы между нашей политикой борьбы за мир и их политикой устрашения или — как ее там — сдерживания, если, конечно, отбросить пропагандистскую брехню. Есть две ведущие силы, которые определяют положение в мире. Это — США и СССР. Американцы после войны создали ядерное оружие и вроде бы взяли нас за горло. А мы создали такую мощную армию, которая в считанные дни освободит всю Европу, и, значит, тоже взяли их за горло. Называй это как хочешь — «борьба за мир», «сдерживание», «устрашение» — один черт. Прежде чем начать войну, каждый теперь не семь, а сто раз отмерит. А тут мы еще свою атомную бомбу сделали и ракеты межконтинентальные построили. Можно сказать, американцев второй рукой за горло взяли. — Говоря это, Никита Сергеевич жестикулировал, показывая, как взяли мы американцев за горло, а живот его над черными трусами важно переваливался из стороны в сторону. — Так оно, конечно, сподручнее держать: и крепче и надежнее. Вот и результат есть. Во время Суэца как пригрозили, так англичане и французы сразу в штаны наложили, а американцы в стороне остались. И Венгрию нам простили, хотя и поскулили. А куда им было деваться? Не воевать же из-за нее. Теперь из Берлина их надо выдавить.

— Все бы хорошо, — продолжал Хрущев, — да вот только американцы одной рукой нас за горло держат, а другой работают, и неплохо у них это получается. Мы же их двумя руками за горло держим, а для работы рук не осталось. Дела в экономике не совсем ладно идут — очень много средств на вооружение тратим. Так и по миру пойти можно. Я думаю, одну руку придется снять. Ядерное и ракетное оружие вроде бы понадежнее — его и оставим, а армию потихонечку сокращать будем. Если, конечно, переговоры с Эйзенхауэром пойдут хорошо. Со временем, думаю, можно будет прекратить и производство атомного оружия. Может быть, даже в одностороннем порядке. Потому что ведь атомная бомба — это не огурец, который вырастил и скушал. Атомную бомбу сделал — она и лежит наготове.

Теперь Хрущев солировал, а дипломаты внимательно слушали и записывали, стараясь не пропустить ни единого слова из его откровений:

— В Америке надо будет жестко поставить вопрос о разоружении — может быть, прямо в ООН. Всеобщее и полное разоружение, роспуск всех армий, а оставить только милицию для охраны внутреннего порядка. Если мы будем разоружаться, то нужно решить вопрос о ликвидации военных баз. Нам трудно будет убедить наших людей, что можно сокращать армию, если останутся американские базы, которыми, как волк флажками, обложен Советский Союз.

Я думаю так повернуть разговор с Эйзенхауэром. Спрошу его: «Зачем вам эти базы?» Мы много думали об этом и пришли к выводу, что они нужны вам для того, чтобы истощить нас экономически. Вы, видимо, считаете, что, окружив нас базами, заставите держать большую армию и тратить много средств на вооружение, а это подорвет нашу экономику. Думаю, господин президент, что если это было заложено в основу вашей стратегической концепции, то она полностью несостоятельна…

Хрущев посмотрел на часы. Время приближалось к обеду.

— Пошли купаться.

Плавать он не умел — болтался у берега, либо в пробковом жилете, либо на надувной автомобильной шине. Причем пугался даже небольшого волнения. Но всем говорил, что это доктора запрещают ему много плавать, чтобы он не перегружал себя. Таким образом, он отплывал обычно метров на пятьдесят от берега — не больше. Но рядом на некотором отдалении неотступно следовала лодка с офицером КГБ, который к тому же постоянно поглядывал на часы — Никита Сергеевич точно соблюдал предписанное врачами время.

Полезли в воду, правда, без особого удовольствия и Громыко с Соболевым, но к Хрущеву не приближались. Никита Сергеевич как-то рассказал, что, когда купался в Крыму вместе с Жуковым и тот очень уж приблизился к нему, у него возникла мысль: «А почему это он так подплыл ко мне?»

Так что приглашенные купаться, зная об этом эпизоде, держались от Хрущева на расстоянии и оттуда вели умные разговоры.

Несколько дней после этой встречи Хрущев здесь же, на пляже, диктовал свои мысли машинистке, но все как-то не получалось. То нагрянут отдыхавшие неподалеку секретари обкомов, то неожиданно другие дела возникнут. А однажды начал было работать и только разошелся, как вдруг в грохоте камнепада к нему прямо на пляж почти по отвесной скале съехала женщина.

В этом месте узкая лента пляжа была отгорожена высокими горами. Там, наверху, пролегала «царская тропа». Ниже стояла охрана, да и спуститься по крутому обрыву было практически невозможно. И вот надо же, вниз по скалам скользит, лежа на спине, женщина. Ее нижние белые юбки развеваются, как флаги. При этом она громко кричит, но не от страха и боли — в ее крике явно звучат победные нотки, а в руке она держит какую-то бумагу. Боже, подумал один из охранников, что будет с ее спиной и пониже? Однако женщина бодро вскочила на ноги и кинулась было прямо к Хрущеву, но охрана тут же остановила ее. Никита Сергеевич, как был в своих черных до колен трусах, поднялся с кресла и шагнул навстречу женщине.