Тысяча девятьсот восемьдесят пятый - [12]

Прошло пятнадцать томительных минут. Старик лежал с закрытыми глазами и изредка стонал, служительница суетилась («Хотите, я еще раз позвоню в неотложку?»; «Может, все-таки, позвать милиционера?»; «Вот так и моя покойная мама неотложки не дождалась!»). Наконец, сверху от выхода к Залу Чайковского раздались голоса — Эрик и служительница синхронно подняли головы. По лестнице сбегали два парня с раздвижными носилками и молодая женщина с фонендоскопом на шее — из-под черных тужурок у всех троих высовывались белые халаты. «Это — больной?» — спросила женщина; «Да.» — подтвердила служительница. Санитары расставили носилки и быстро, как бревно, переложили старика — Эрик едва успел выхватить свою шапку. «Скорее.» — приказала женщина, и парни без усилия побежали вверх по лестнице. «Куда вы его? — спросил Эрик, — В какую больницу?» «Где место будет. — отвечала докторша, — А вы кто — знакомый, родственник?»; «Нет.» «Тогда чего беспокоитесь?» — она повернулась и, прыгая через ступеньку, побежала вслед за санитарами. Служительница с сожалением посмотрела ей вслед … приключение года закончилось неинтересно.

Эрик подобрал с пола авоську с продуктами и стариков портфель: «До свиданья.» — сказал он. «А я вас знаю. — служительница подошла ближе, — Вы всегда по пятницам поздно возвращаетесь.» «Правильно … — удивился Эрик, — а вы наблюдательная!» «А вот портфеля у вас обычно нет … только сумка через плечо и, иногда, авоська.» — служительница указала пальцем сначала на портфель, потом на сумку и, наконец, на авоську. «И это правильно. — согласился Эрик, — Ну, пока, до следующей пятницы!» «Я вас и в другие дни замечаю — иногда утром, иногда вечером.» — Служительница с гордостью поправила на лице дерюжный форменный респиратор. «Удивительно! — согласился Эрик, — Бывает же такое! Ну, я пойду.» «Сидишь тут, сидишь — скучно становится, вот на пассажиров и смотришь!» «Прощайте.» — твердо сказал Эрик и стал подниматься по лестнице, ведущей к кассам Аэрофлота. «Иной раз такие смешные физиономии попадаются — обхохочешься!» — закричала ему вслед служительница.

Снегопад продолжался; ни людей, ни машин на улице видно не было. Через три минуты Эрик уже подходил к своему подъезду. Вахтерша давно ушла — он поставил авоську и портфель на заснеженные ступени крыльца, достал ключи и отпер парадное. Один из лифтов стоял на площадке — Эрик зашел, нажал кнопку шестого этажа и сдвинул респиратор под подбородок. (Болела голова, изжога от шампанского достигла умопомрачающей силы.) Кабина остановилась. Эрик вышел — и сразу услыхал мяуканье. Торопливо достав ключи, он отпер дверь своей квартиры. «Мяу-у!» — сердито закричал на него Кот; «Сейчас! Сейчас!» — ответил Эрик и стал быстро раздеваться. На полу прихожей валялся большой кусок обоев, отодранный Котом от стены в знак протеста против опаздывавшего каждую пятницу ужина. «Бедный зверек! Бедный! — Эрик стащил ботинки и прошел босиком на кухню, — Сейчас я тебя покормлю, несчастная зверуш… черт!» — он споткнулся о вившуюся под ногами зверушку и чуть не упал. Включив кондиционер на полный забор внешнего воздуха, Эрик нагнулся за котячей миской, плеснул в нее воды из-под крана и поставил на плиту; потом разобрал продукты по соответствующим отделениям холодильника. «Мяу-яу-яу-я-а!!!» — возопил Кот с возродившейся надеждой, увидав, что одна спинка минтая осталась на столе. Эрик поводил над рыбиной кухонным счетчиком Гейгера (радиоактивность в пределах допустимого), разрезал на куски и бросил в закипавшую воду. Затем вымыл руки и отправился в туалет. Кот остался на страже возле своей миски. Выйдя из туалета, Эрик пошел чистить зубы. По квартире поплыл омерзительный запах вареного минтая.

Через пять минут котячий ужин был готов. Эрик снял миску с плиты (Кот яростно терся об его ноги), обдал рыбу холодной водой и извлек хребет — чтобы глупый зверь не подавился от жадности. Пока Кот ел, Эрик еще раз вымыл руки, принял соду от изжоги, переключил кондиционер на половинный забор внешнего воздуха с полной очисткой и постелил постель. Стариков портфель остался лежать на полу прихожей рядом с куском отодранных обоев. Эрик прошел в спальню, разделся, погасил свет и залез под одеяло. Минуты через три он почувствовал, как неслышно подкравшийся Кот запрыгнул на кровать, подлез, урча, под одеяло и прижался теплым меховым боком к ноге любимого хозяина. «Один ты меня любишь.» — сонно пробормотал Эрик.

Хорошо ли, плохо ли — но еще один день жизни был выжит. -

28 декабря

Чаще всего это был зоопарк. Иногда — кино. Очень редко — театр. И никогда — музей или картинная галерея.

Мамины волосы всегда были темными и вьющимися, нос — горбинкой, глаза карие, почти черные. Рот — с полными ярко-красными губами, большой.

И это всегда происходило у выхода (зоопарка, театра или кино). Они с мамой уходили, Человек В Сером Костюме входил. Входил один, без сына или дочки.

Входил, держа в руках небольшой серый пистолет.

Он пропускал маму и Эрика мимо себя, усмехнувшись бесцветными тонкими губами. А потом поднимал пистолет и спускал курок, посылая пулю маме в затылок.