Тяжелый понедельник - [29]

Тай нашел подходящий компьютер в тихой заводи педиатрического отделения — едва ли начальство проявит серьезное недовольство тем, что он поинтересуется историей болезни Квинна Макдэниела. В конце концов, мальчик был его пациентом. Разве не достоин похвалы такой интерес к больному, погибшему из-за роковой ошибки нейрохирурга? К тому же программистам не придет в голову, что Тая интересовали не рухнувшие показатели насыщения гемоглобина кислородом и не количество пинт перелитой эритроцитарной массы. Он выписал кусок информации объемом едва ли в один бит — домашний адрес и номер телефона Эллисон Макдэниел.

Он не сделал ничего противозаконного, но почему-то лихорадочно оглядывался по сторонам. Так когда-то в детстве он вел себя в универмаге, засовывая в штаны джинсы «Джеймс Уорси». После смерти брата он был так обозлен на мир, что начал воровать в магазинах, воровать нагло, надеясь, что кто-то его остановит. Однажды он взял с полки баскетбольный мяч, надул его лежавшим рядом насосом, написал на мяче свое имя, а потом, стуча мячом по полу, вышел из магазина. Его никто не остановил. Даже в детстве у него была твердая рука и железные нервы.

Выходя из комнаты, он едва не столкнулся с Моникой Тран, которая везла в каталке по коридору пожилую вьетнамку. Моника была операционной сестрой и работала с Таем, когда он оперировал Квинна. Она видела, как из мальчика вместе с кровью вытекала жизнь. Тай посмотрел на Монику, как на привидение.

— Кажется, вы не рады меня видеть, доктор Вильсон? — пошутила Моника.

— Простите, — извинился Тай, — я просто задумался о своем. — Он изобразил на лице приветливую улыбку.

— Я понимаю.

Тай едва узнал девушку в обычной одежде, а не в хирургической форме и тапочках, которые она носила в операционной.

— Да, доктор Вильсон, это моя бабушка.

Вильсон поначалу решил, что Моника везет пациентку, и не обратил на нее внимания, но теперь заметил, что у пожилой вьетнамки такие же изящные высокие скулы, как у Моники. Старушка была маленькая и сухонькая, ее было почти не видно в кресле, в котором едва бы уместился обычный взрослый человек.

— Очень приятно познакомиться, — слегка улыбнулся Тай. Старушка едва заметно кивнула.

— Она почти не говорит по-английски. Я привезла ее, чтобы проконсультировать насчет протезирования тазобедренного сустава. Она не хотела, но согласилась, потому что в последнее время не может спать от боли. Она — человек старой закалки. Считает, что боль — это проявление слабости. Вы не видели футболки с надписью: «Боль — это способ, каким тело выказывает свою слабость»? Это про нее.

— Нет, я не видел таких футболок, — ответил Тай. В Монике Тран произошла какая-то перемена, и дело было не только в том, что, молчаливая в операционной, теперь она трещала как сорока.

— Ой, доктор Вильсон, нам пора. Жду не дождусь услышать, что она скажет, когда ей введут версед. Наверное, начнет рассказывать, как хорошо жилось на родине в старое время. — Она засмеялась.

Тай наклонился и с чувством пожал руку старой женщине.

— Кто будет оперировать? — спросил он.

— Мы хотим обратиться к доктору Дэвиду Мартину. Я слышала, что он очень хорошо делает протезирование, — неуверенно сказала Моника.

— Ну конечно. Знаете, я обычно этого не делаю, но все же советую обратиться к доктору Тому Спинелли. Ему я бы без колебаний доверил собственное бедро.

Моника поблагодарила Тая, махнула рукой на прощание и покатила каталку дальше. Старушка кивнула Таю. В последнее время Моника, после того как решила оставить ребенка, много думала о своей семье. Надо только убедить семью, а главное, отца, в том, что не так уж плохо родить ребенка от американца, настоящего южанина. Который, между прочим, уже делает неплохие успехи во вьетнамском. Это произведет впечатление на родителей.

Моника не говорила об этом Таю, но она на самом деле была названа в честь бабушки. Бабушку звали Бинь, что означает по-вьетнамски «мир», но сестры католической школы Сен-Поль в Сайгоне дали ей французское имя Моника. В начальной и средней школе к Тран Бинь обращались как к Монике, и она привыкла к этому второму «я» и полюбила его. Оно напоминало о беззаботном счастливом детстве, которое оборвалось, когда в жизнь, словно плесень, просочилась война.

Бабушка Моники покинула Вьетнам в тридцать пять лет, беременная четвертым ребенком — тетей Моники Ань. После этого бегства семья начала бедствовать. Пришлось забыть о беззаботной счастливой жизни на тенистой улице близ военно-воздушной базы Тан Сон Нят. Отец бабушки был довольно крупным бизнесменом со связями, а муж — Тран Ван Вуонг — работал в его фирме.

Бинь практически никогда не рассказывала о своей прежней жизни. К тому моменту, когда католическая община начала помогать семье, она провела шесть ужасных месяцев в палаточном лагере в Таиланде. Через несколько дней после приезда в Соединенные Штаты Бинь пошла работать на тарный завод, чтобы помочь семье свести концы с концами. За детьми присматривали старая вьетнамка, жившая по соседству, и будущая мать Моники, которой было тогда двенадцать лет. Через некоторое время мать вышла замуж за такого же беженца. Жизнь их была замкнута внутри вьетнамской общины. Моника вздохнула и завезла бабушку в предоперационную. Она скажет ей о ребенке, когда поставят капельницу. Бабушка — единственный человек, который сразу ее поймет.