Ты знаешь, что хочешь этого - [36]

Когда Рейчел болтала без умолку и темной тучи нарождающегося гнева не было видно, мысль о том, что несколько секунд назад казалось невозможным прекратить эти отношения, выглядела абсурдно – но абсурдно было бы и порвать с ней на ровном месте, когда просто сидел и вел себя, будто все в порядке, говорил всякое, вроде: «Да, конечно, я поеду с тобой в воскресенье к твоей кузине». Потому что, если бы он попытался порвать с Рейчел прямо сейчас, когда она отъела половину от хлебной палочки, конечно, первое, что она скажет, будет: «Если ты знал, что собираешься со мной расстаться, почему прямо только что согласился поехать со мной в воскресенье к моей кузине?» – и он не будет знать, что ответить.

Ну а даже если и так, Тед? Даже. Если. И. Так. Ты что, не мог просто пожать плечами и сказать: «А не пошла бы твоя кузина, я передумал»? Нет. Он не мог этого сделать, потому что так поступил бы только мудак, а он, Тед, не был мудаком. Он был… хорошим парнем.

Ладно, все согласны, нет никого хуже хороших парней, но тут все иначе. Неспособность прервать Рейчел посреди обеда и бросить ее без предупреждения – это не Синдром Хорошего Парня, это простая человечность. Он никогда не относился к Рейчел с большей эмпатией, чем в эти моменты, представляя, каково это: всего лишь обедать себе с человеком, который всю дорогу вел себя, будто ты ему нравишься, никак не намекнул, что его что-то беспокоит, и вдруг как гром среди ясного неба – бам, выясняется, что ты во всем ошибалась и все, что он тебе говорил, ложь.

Тед всю жизнь лелеял мысль, что его не понимают – что девушки, которые его отвергли, были неправы, когда относились к нему, будто в нем есть что-то жуткое. Он, может, и не был самым красивым парнем на свете, но он не был плохим. И все же иногда, лежа ночами без сна, он представлял, как Рейчел рассказывает свою историю трибуналу девушек, которые его отвергли, тешит их перечислением его обманов, тем, как он притворялся, что она ему нравится, хотя нет, не нравилась, как он носил маску «хорошего», хотя на деле был эгоистичным лживым дерьмом, – и видел, как все эти девушки, и Анна в центре, потрясены, но не удивлены, как они кивают и соглашаются: да, конечно, они всегда знали, что с ним что-то не так.

Так Анна получила в его воображении новую роль: старшины присяжных, вставшей, чтобы огласить обвинение. Чем дольше длились отношения с Рейчел, тем больше ему хотелось, чтобы она вернулась к воображаемому трибуналу с рассказом, который его обличит. Ему нужно было, чтобы его первая девушка не просто сказала, но поверила в то, что, хотя у них ничего и не получилось, он не был жутким, пугающим или плохим; он был, по сути своей, хорошим парнем.

Чтобы задобрить воображаемую Анну, он оставался с Рейчел и врал. Доедал обед в «Оливковом саду», ехал к кузине и пытался подготовить все для побега. Он старался держаться от Рейчел на расстоянии, не таком, чтобы ее рассердить, просто достаточном для того, чтобы их отношения не стали серьезнее, чем были. Он не часто ей звонил, бывал очень занят, но всегда за это извинялся. Делал он ровно то, что от него требовалось, но не больше. Ощущение у него было, что он притворяется мертвым, остается мягким и податливым, надеясь, что она в итоге потеряет к нему интерес и уйдет. Ладно, скажет трибунал, когда все кончится. Он не лучший человек. Не святой. Но он не Марко, он не манипулирует девушками просто ради процесса. Могло быть хуже. Он заслуживает еще одной попытки. Мы находим, что подзащитный… в целом ничего.

Но стойте, раздается голос, прежде чем опустится молоточек.

Что?

Осталась одна мелочь. У меня вопрос.

Пожалуйста.

А что с сексом?

Э… а что с ним? Тед и Рейчел не занимались сексом. Он хотел бы особо прояснить это перед трибуналом. Тед не лишал Рейчел невинности. (А Рейчел не лишила невинности Теда.)

А петтинг был?

Ну да, разумеется. Они встречались четыре месяца.

Когда это происходило, Тед «делал именно то, что от него требовалось, но не больше»? Он «притворялся мертвым» с Рейчел, если можно так выразиться? Был ли он вежлив, слегка отстранен, погружен в себя, как обычно бывал с ней?

Эм. Ну. Нет.

А как он себя вел?

…

Как ты себя вел, Тед?

Я…

Ты?..

Я был… ну вроде как…

Да?

…гадким.

Гадким?

Гадким.

До того как Тед стал старым и опытным в сексе, до того как он постиг ключевые слова фетишистов на Порнхабе и стал платить за годовую подписку на Kink.com, «гадким» он называл у себя в голове то, что делал с (чему подвергал?) Рейчел, все это извивающееся принудительное движение. Слово появилось еще до нее. Ребенком он его использовал, чтобы описать определенные комиксы, мультфильмы, кино и книги, в которых с женщинами делали «гадкое». Чудо-Женщину приковывали к железнодорожным путям. На обложке одной из книжек сестры про приключения Нэнси Дрю Нэнси с кляпом во рту была привязана к стулу.

Юному Теду нравились истории, где с женщинами делали «гадкое», но это не означало, что он хотел делать «гадкое» сам. Когда он представлял себя внутри этих историй, что он делал очень редко, – ему больше нравилось наблюдать за ними, чем разыгрывать их, – он, Тед, никогда не привязывал девушек. Нет, он был тем, кто их освобождал. Он развязывал веревки и растирал девушкам запястья, чтобы восстановить кровообращение, бережно вынимал кляп, гладил освобожденных по голове, пока они плакали у него на груди. Быть злодеем, привязывателем, тем, кто причиняет боль? Нет, нет, нет, нет, нет. «Гадкое» не имело никакого отношения к влюбленностям Теда и к его фантазиям. Пока не появилась Рейчел.