Ты знаешь, что хочешь этого - [35]

Но она как-то нелепо во все это втянулась. Это вызывало какую-то почти экзистенциальную тревогу – то, что два человека, находящиеся физически так близко друг от друга, могут так по-разному переживать один и тот же момент.

Если только… не изображала ли она страсть? Или если и не совсем изображала, то не преувеличивала ли? Намного. Но зачем ей это делать? Притворяться, что он ее завел неуклюжими движениями языка, хотя совсем не завел?

Ох.

Как только ему это пришло в голову, он понял, что ответ очевиден. Она знала, что он нервничает, и пыталась его уломать. Его неумелость и неловкость, наверное, были видны даже из космоса. Она притворялась, что ей нравится, чтобы он расслабился и перестал так плохо целоваться. Она изображала сексуальное возбуждение из жалости.

Если раньше ему казалось, что его член втянулся в тело, то теперь на его пах с небес словно рухнул двухтонный брусок свинца, парализовав его до конца его дней.

Убей себя, Тед, произнес голос в его голове.

Правда.

Он бы и это мог попытаться сделать – просто выскочить из машины и броситься под ближайшее транспортное средство, но тут Рейчел взяла его руку и положила себе на грудь. Он снова пережил лишающий мыслей шок. Грудь у Рейчел была маленькая, но вырез на блузке глубокий, поэтому он прикоснулся всей ладонью к очень мягкой коже. Он попробовал слегка сжать, а потом потер место, где, как ему казалось, должен быть сосок. Черт, он там и был, и секунду спустя проявился у него под большим пальцем.

Ого.

Закрыв глаза, как перед прыжком с вышки, он сунул руку ей под блузку и лифчик, и тут ему уже не надо было беспокоиться о том, что у него не встал, потому что голый сосок, который он пощипывал, был самой грязной, самой сексуальной штукой на свете и почему-то становился только грязнее и сексуальнее из-за того, что прилагался к человеку, которого он едва знал, чье дыханье пахло попкорном и чья неприкрытая пародия на возбуждение оскорбляла их обоих.

Он еще раз ущипнул, посильнее. Она вскрикнула, но быстро опомнилась.

– О господи, Тед, – фальшиво простонала она.

Они встречались еще четыре месяца.

Оглядываясь назад, Тед думал, что Рейчел была первой женщиной, с которой он по-настоящему плохо обращался. Да, он невольно напугал некоторых девочек, в которых был влюблен, но он был совсем ребенком, он изо всех сил боролся, чтобы удержать себя в рамках. И, наверное, нужно было упомянуть, как он вел себя с Анной, когда они учились в школе, – о том, что нужно было честно сказать ей о своих чувствах, а не дуться во френд-зоне, – но даже если он и вел себя с Анной, как трус, он очень старался быть добрым. А Рейчел… если есть ад и если он туда попадет, он был почти уверен, что дьявол покажет ему фото Рейчел, потрясет им перед его лицом и скажет: «Эй, приятель, а с этой-то что у тебя было?»

Но он не знал! Он правда не знал.

За четыре месяца, что они были вместе, Рейчел ему так и не понравилась больше, чем на первом свидании. Его все в ней раздражало: ее глупые волосы, гнусавый голос, привычка им командовать. При мысли о том, что кто-то скажет: «Вон Рейчел, девушка Теда!» – его перекашивало. В ней он видел все то, что так старался подавить в себе: ее подхалимаж перед теми, кто ее в грош не ставил, ее притворно патрицианское снисхождение к тем, кто стоял ниже ее на шкале популярности, саркастические замечания, с помощью которых она обозначала дистанцию между собой и другими неудачниками своего круга.

Как и у него, у нее часто бывали неприятности телесного свойства – пятна во время месячных, запах изо рта, она случайно садилась так, что было видно белье, – но, в отличие от него, она в этих случаях не умирала от стыда. Это ему было стыдно: когда он замечал ее впереди в коридоре с ржавым пятном на джинсовой юбке или когда Дженнифер Робертс с отвращением махала ладошкой перед носом, после того как Рейчел, стоявшая к ней слишком близко, наконец отвернулась. В эти минуты Рейчел не просто не нравилась Теду, он ее ненавидел сильнее, чем кого-либо в жизни.

Так почему он с ней не порвал?

Дома, в одиночестве, Тед понимал, что Рейчел ему не нравится и что он не хочет с ней встречаться, поэтому порвать с ней было самым очевидным и правильным. Но когда они встречались, едва Рейчел видела его, и он мешкал, или отходил в сторону, или хоть как-то обозначал, что что-то не так, у нее темнело лицо. При первых признаках ее гнева он чувствовал прилив вины и холодного страха. Его подхватывало течением убежденности в том, что он совершенно мусорный сволочной урод, его грехи тянулись единой цепью вплоть до исходного решения согласиться даже на одно-единственное свидание с ней, хотя он все это время был влюблен в Анну. Перекосившись от чувства вины, он решал, что не станет прямо идти против Рейчел и тем умножать бесчисленное зло, которое он ей уже причинил, что намного лучше подождать более подходящего момента, может быть, такого, когда она сама с ним порвет. В конце концов, он не такой уж подарок; и разумеется, если просто пересидеть, рано или поздно она избавится от заблуждения, что с ним вообще можно встречаться, и бросит его сама. Держа это в уме, он соглашался на все, что она предлагала, с огромным облегчением – а потом, десять минут, пятнадцать или час спустя, он выныривал и думал: стоп, я же собирался с ней порвать, почему мы сидим и обедаем в «Оливковом саду»?