Ты забыла свое крыло - [36]
— Да уж, наверное, не надо! — бил я на жалость. — Зачем они там?
— Но как же ты там без них? Озябнешь! Я же помню, ты и в Египте без них не спал. А помнишь, в Вене мы даже Новый год с ними встречали! Стояли, как валеночки, с той стороны стола! Как же ты без них?!
— Хорошая ты моя!
Прильнула. Слезы смешались. Выпрямилась.
— Ну, — улыбнулась, — не волнуйся. Закрой глазки. Вытяни ножки.
— Это уж ты говорила! — Я улыбнулся счастливо. — Может, останешься?! — вырвалось у меня.
Вдруг застыла, дурашливо отвесив губу, сильно задумалась, словно действительно еще можно все изменить.
— Но ты же сделал свой выбор! — неуверенно проговорила она.
— Я? А разве не ты?!
— …Отгрызть тебе, что ли?
— Да!
Смотрели друг на друга, улыбаясь. В последний раз?
— Ну все. Не волнуйся! — погладила по лысине. — Все сделаем хорошо.
…И я не подкачал, обещая, что жизнь за нее отдам!
— Ну спасибо тебе… за все.
— Да я еще!.. — даже приподнялся.
Подняла ладонь: «Стоп!» И пошла.
— Крыло там… возьми! — крикнул ей вслед.
Весело отмахнулась.
Больница — длинный одноэтажный дом, сразу за окном зеленый луг, усыпанный… чуть не сказал — отдыхающими. Выпивка, закуска, родные… Бурлила жизнь! Вдали луг спускался к озеру. Больные весело прощались и переплывали на тот берег на гробах, огребаясь крышками. Пользуйся случаем! Чего еще ждать?
— Ну… едем на операцию.
— Спасибо вам!
— Другу скажите.
Меня везли по коридору больницы, и вдруг услыхал:
— Веча! Я здесь!
Рванулся, но меня удержали:
— Вам нельзя.
Наркоз… Из тишины обрушился гвалт чаек. Я открыл глаза. Берег озера — и целая пурга этих птиц! С чего это вдруг? Мертвого разбудят!
Я разглядел эпицентр этой бури: маленький, хорошо одетый мальчик невозмутимо стоял и сыпал крошки с горсти, не считая, видимо, этот ор от земли до неба чем-то особенным. Где-то я видел его.
Вернулась тишина — и открылось небо. Солнце плавилось на границе воды. Чуть поодаль на берегу я разглядел Валентина, страстно вещающего какой-то даме:
— Нам всем до «Войны и мира» ой как далеко!
«Далеко, но по-разному! — хотелось вмешаться. — Все же это расстояние для каждого свое».
Он вдруг подошел:
— Ну, ты видел? Я все делаю для тебя! Но… не знаю! — развел руками. Пошел.
Мошки так и реяли над вечерней водой, все суетливей — и ниже. Что за парад? Господи! Глянул вдаль — длинный ряд вдавленных в воду точек! Топятся эскадрильями!
Волны, хлюпая, изогнули строй утопившихся мошек, и их прямой ряд изогнулся зигзагом, буквою «S».
Поверхность озера сияла, даже грела лицо. И какая-то женщина, похожая на мою бедную дочь, ответившую за все наши грехи, выходила из воды, но потом снова в упоении кидалась в нее, приговаривая:
— Как хорошо! Как же сегодня хорошо! Целое лето так не было!
— Па-дъем! — возник темным силуэтом Жос.
Я поднял голову и обомлел: все тело мое — в радужных мелких крылышках! Затрепетали — и, не ломая строя, поднялись!
