Ты умница, детка! - [35]

— Оказывается бывает, сам в шоке, — усмехнулся Кирилл.

— Ты издеваешься?! — еще тоньше заверещала она. — Какая еще киса? Или ты уже так ее называешь?..

— Так! Все, Маш! Тебе пора! — решительно встал Кирилл с дивана, не обращая внимания, что от слабости его повело в сторону. Подняв Машу, он за ручку повел ее к двери. — Я не в том состоянии, чтобы слушать твои вопли. Я болею, забыла? — бросил он на нее насмешливый взгляд.

Ухаживать за ним она пришла. Да если она пробудет тут еще какое-то время, то он разболеется еще серьезнее. Как бы дело до госпитализации не дошло.

— Она тебе нравится? Ты меня бросаешь? — повернулась к нему Маша у двери и воззрилась на него глазами, полными слез.

— Не говори глупостей, — вздохнул Кирилл. — Она на меня работает. Пока, Машунь. Целовать не буду, я заразный, — распахнул он дверь и выставил девушку на улицу.

Глава 27

— А ты мне поиграешь? — умоляюще смотрел на Владу Павлик.

Только что закончилось занятие. Мальчик проявил себя с лучшей стороны, как старательный и послушный ученик. Не все у него получалось так хорошо, как хотелось бы, но Влада радовалась, что он упорный и не собирается сворачивать с пути. И целью его было — научиться играть на фортепиано так же как она, не так давно он ей в этом признался. А что может служить лучшей похвалой для учителя? И он очень любил слушать классику в ее исполнении. Обычно Влада не отказывала ребенку, да и самой ей нужно было музицировать как можно чаще, чтобы не терять навыки, но сегодня…

— Павлик, у твоего папы гость. Что если мы им помешаем?

У Влады даже мелькнула мысль отменить сегодняшнее занятие, когда Ирина Леонидовна торжественным шепотом донесла, что к хозяину пожаловал важный гость «какой-то импозантный инострашка», — по ее же словам. Но, с другой стороны, кабинет Бурова, где он и принимал гостя, находился на втором этаже. Дверь в кабинете была массивная и звуконепроницаемая, как казалось Владе. Ну и они с Павликом постарались не сильно шуметь, делая упор сегодня на теории.

— Да не… Мы им точно не помешаем. Они там так кричат… — отмахнулся мальчик. — Ну поиграй мне, пожалуйста! — взмолился он.

Со второго этажа, действительно, доносились голоса. Буров с гостем вот уже час о чем-то ожесточенно спорили. Влада только надеялась, до спор не приведет к ссоре, хоть ее это и не касалось. Ну и… она сдалась на уговоры Павлика.

— И что же мне тебе сыграть? — с улыбкой посмотрела на довольную детскую мордашку.

Некстати вспомнились слова Игната, когда он назвал Павлика сложным ребенком. Вернее, такое предположение выдала она, но водитель Бурова его не стал оспаривать. Павлика можно было назвать каким угодно ребенком — не в меру подвижным временами; частенько не самым усидчивым, если дело не касалось музыки; довольно строптивым, особенно когда речь шла о еде; но только не сложным. И Влада успела привязаться к нему. Вот уж не думала, что ей так понравится быть няней. Но тут, скорее всего, решающую роль играл именно ребенок — Павлика невозможно было сравнивать с кем-то еще. Порой Владе он казался уникальным и даже гениальным, особенно когда схватывал на лету не самую простую науку для детского мозга — чтение. Но за несколько дней они выучили все буквы, и он уже более-менее складно составлял из них слова.

— Что-нибудь очень красивое! — с восторженным придыханием проговорил Павлик. — И не сильно быстрое…

Влада уже поняла, что музыка мальчику нравится плавная, мелодичная. Что он не любитель маршей, хоть сама она и находила в них определенное очарование. Не сильно впечатляли его и танцевальные композиции, если это не был вальс… Ну значит, сыграет она ему вальс.

— Сегодня я тебе исполню Шопена, вальс до-диез минор — запоминай! — с улыбкой, но назидательно сказала Влада. Ведь ее исполнение — это тоже было частью обучения. Пианист, прежде всего, внимательный слушатель и почитатель.

— До-диез минор, — серьезно повторил Павлик. — Шопен.

— Молодец! — похвалила Влада и вознесла руки над клавишами.

Она закрыла глаза и настроилась на волшебство — этот момент, когда пальцы касались клавиш, и рождалась мелодия, она считала именно волшебством.

Несчастная любовь к женщине, тоска по родине и, наверное, еще много всего Шопен вложил в эти ноты, когда плел из них кружево вальса. Утонченный болезненный и восторженный юноша страстно любил Жорж Санд. Она же его не ценила и не видела в нем гения. По мнению Влады, Жорж Санд слишком любила себя и свободу, чтобы преклоняться перед чем-то еще. А бедный Шопен умер от болезни легких через два года после написания этого вальса. История жизни композитора всегда казалась Владе щемяще-грустной.

— Блестяще! Виртуозно! Гениально! — заставил Владу вздрогнуть громкий голос с иностранным акцентом, как только стих последний аккорд вальса.

Она повернулась на крутящемся стуле и посреди гостиной увидела Бурова и еще одного высокого мужчину в очках с благородной проседью в черных волосах и с иголочки одетого в темно-серый костюм и блестящие остроносые ботинки. Влада сразу поняла, что это и есть импозантный иностранный гость Бурова, который, к слову, практически чисто говорил по-русски.