Ты умеешь хранить секреты? - [3]

Диктор продолжал говорить, но его слова утратили для меня всякий смысл. Просто приглушенные звуки. Я вдруг почувствовала холод во всем теле. Ощущение было такое, словно кровь застыла в жилах.

Меня одолевали безумные мысли. Прошлой ночью мне снился черный волк. И в это же время, когда я спала, черный волк появился в Шейдисайдском парке. Настоящий черный волк выскочил из-за деревьев и разодрал в клочья собаку.

Конечно, это не имеет ничего общего со мной. Это всего лишь странное совпадение.

Тогда почему меня всю трясет? Почему я так странно себя чувствую?

— Эмми? Что стряслось? — ворвался в мое сознание голос Софи.

Я не ответила. Почему-то я вдруг вспомнила свои простыни. Все разорванные в клочья. Я схватила маму за руки и оттащила подальше от кухонного стола. Ее руки были теплыми. Мои же были ледяными.

— Мама, пойдем со мной, — сказала я. — Я хочу кое-что тебе показать.

Она попыталась высвободить свои руки из моих.

— Не тяни меня. Я иду. Да в чем дело, Эмми?

— Я покажу тебе, — сказала я, продолжая идти дальше по коридору. — Ты должна это увидеть, мама.

— Ну, ладно, ладно. Я иду.

— Мой сон прошлой ночью… Я бежала по лесу. — У меня вдруг перехватило дыхание. — Босиком. По грязи… А когда я проснулась… Мои простыни… Они были разодраны… Все разодраны в клочья…

Мама ничего не ответила. Я услышала, как на кухне чихает Софи. Потом схватила маму за руку и потянула к своей кровати.

— Посмотри.

Мы обе уставились на смятые простыни, лежавшие на моей кровати. Мой рот приоткрылся от удивления, в горле застрял комок.

Простыни были в полном порядке.

3

В дверях моей спальни появилась Софи с салфетками «Клинекс» в руке.

— Это становится слишком странным, — сказала она. Затем подошла к моей кровати и потянула на ней простыни так, что они стали похожи на вздымающиеся паруса. — Ты должна послушать маму, Эмми, и показаться доктору Гольдману.

Я начала было возражать, но слова застряли комком в горле.

Неужели я и вправду сошла с ума?

— Н-н-но… Софи, — наконец произнесла я, с трудом подобрав нужные слова. — Ты же видела, что простыни были разодраны. Я разбудила тебя. Ты тоже это видела.

— А? Ты не будила меня. — Она внимательно посмотрела меня, ее лицо выражало озабоченность. Я видела, что она серьезно беспокоится за меня. — Возможно, тебе это приснилось, Эм. Я не видела ни простыней, ни чего-либо еще.

Я снова почувствовала, как тело пронизывает холод. Мама и Софи пошли обратно на кухню, и я последовала за ними. Мама предложила приготовить яичницу, но мне не хотелось есть. Я села за стол и насыпала в миску кукурузных хлопьев, но пока не спешила заливать их молоком.

— Давайте сменим тему, — произнесла мама, придав голосу веселые нотки. — Чем вы сегодня займетесь?

— Я пойду в библиотеку, поработать над своим докладом, — сказала Софи. Вообще, библиотека является ее вторым домом. Там у нее даже есть свое личное место, в главном читальном зале, за полками с книгами. Придет туда, усядется на пол, разложив вокруг себя свои принадлежности и материалы, и как давай зубрить… Ее там уже все библиотекарши знают. Не возьму в толк, почему она столько времени проводит наедине с собой. А ей это нравится.

Я думаю, это самая большая разница между нами обеими. Я терпеть не могу оставаться одной. В отличие от Софи, я очень общительная. Завожу друзей, бойфрендов, постоянно нахожусь в больших компаниях, хожу на вечеринки, все время смеюсь и просто весело провожу время.

Софи намного привлекательнее меня. Я действительно так думаю. Хотя у нее никогда не было ничего серьезного с парнями. И я никогда не обсуждаю с ней этот вопрос. Стоит мне хотя бы упомянуть об ее отношениях с парнями, как она тут же замыкается в себе.

— А чем ты сегодня займешься? — спросила мама, повернувшись ко мне.

Голос по радио бубнил не переставая. Там, похоже, началось какое-то ток-шоу. Неужели до сих пор обсуждают нападение волка? Даже если и так, мне не хотелось больше об этом слушать. Я выключила радиоприемник.

Кто вообще слушает радио целый день напролет? Да никто. Только мой отец. Он все время слушает какую-нибудь радиостанцию. А еще он любит коллекционировать старые радиоприемники, 1940-1950-х годов, например. Они выглядят просто ужасно, но отцу это нравится. Его хлебом не корми, а дай только разбирать их, полировать и приводить в рабочее состояние.

Мама ждала, когда я отвечу на ее вопрос.

— Мне нужно занести Эдди его рюкзак, — сказала я. — Он оставил его вчера в тренажерном зале.

Мама нахмурилась. Стоит мне упомянуть Эдди, как она тут же становится недовольной.

— Сегодня он первый день на новой работе, — продолжила я. — На кладбище домашних животных. В Мартинсвилле.

— Какая ужасная работа, — заметила мама, скорчив гримасу.

— Я знаю. Это противно, — сказала я. — Но ему очень нужны деньги. Тем более, что его отчима отстранили от должности полицейского.

— Он это заслужил, — сказала мама. Она опять крутила в руках чашку с кофе. — Ни за что ни про что избил какого-то парня.

Я застонала.

— Мама, ты сама знаешь, что это не так. Он думал, что у того парня был пистолет. Да, он совершил ошибку, но это еще не значит, что…

— Не понимаю, почему ты связалась с этим Эдди и семейкой Коваксов, — прервала меня мама. — Ведь Дэнни Франклин такой милый парень.