1
Вот она я, мой дорогой дневник, собираюсь снова довериться тебе. Собираюсь излить душу, как всегда, тебе одному. Это единственное место, где я могу полностью открыться и рассказать, что я на самом деле чувствую. Сколько шариковых ручек помогали мне делиться с тобой своей историей? Сколько раз я поздней ночью дремала, склонив голову, над твоими раскрытыми страницами, все еще сжимая ручку в руке, как будто могла записывать свои мысли во сне?
Естественно, мои родители не понимают, почему я провожу столько времени, склонившись над письменным столом, царапая строчку за строчкой, обнажая свою душу, если у меня есть миллион возможностей поразвлечься. Но ты понимаешь меня, мой друг. Вздох…
Ладно. Начнем сегодня с кое-каких подробностей? Поскольку это новый дневник, я начну с начала. Меня зовут Кейтлин Доннелли. Мне семнадцать, я учусь в выпускном классе старшей школы Шейдисайда. Выгляжу я неплохо. Я бы сказала, на семерочку.
У меня волнистые светлые волосы, красиво ниспадающие на плечи. Я среднего роста и веса. У меня нормальная улыбка, хотя передние зубы немного выступают. Моя подруга Джули говорит, что мое главное достоинство — глаза, потому что они у меня большие, темные и серьезные.
Всю свою жизнь я прожила в одном и том же доме на Бэнк-Стрит, в двух кварталах от торгового центра Шейдисайда. Только я и мои родители. Дженнифер, моя старшая сестра, переехала в Лос-Анджелес, чтобы стать сценаристом.
Джен — единственный талантливый человек в нашей семье, правда, пока что она проводит большую часть своего времени, обслуживая столики в мексиканской забегаловке в Вествуде. Наверное, даже я пишу больше, чем она, но я знаю, что однажды ей повезет. Она очень утонченная и умная, и ей все очень легко дается.
Мы с Джен никогда не были особо близки, думаю, потому что она почти на шесть лет старше меня. Но с ней я могла поговорить, когда мне в голову приходили какие-нибудь мысли. То есть почти постоянно. И я очень по ней скучаю.
Раз в две-три недели мы с ней общаемся по ФейсТайму, но это не то же самое. Разговоры всегда проходят довольно неловко, наверное, потому что Джен понимает, что она в Лос-Анджелесе уже почти год и ни на шаг не приблизилась к тому, чтобы кто-нибудь заинтересовался ее работами. А она из тех людей, кто терпеть не может неудачи.
Мне все равно, увидит ли вообще кто-нибудь когда-нибудь то, что я пишу, Дневник. По правде говоря, я не хочу, чтобы кто-то это видел. Думаю, я сойду с ума, если кто-нибудь прочтет мои настоящие мысли и узнает, какая я странная. Вот почему я запираю тетрадь и ношу ключ на цепочке на шее.
Личное. Руки прочь. Это тебя касается.
Вообще-то, я не считаю себя странной. Я просто не вписываюсь в свою семью. Они все такие целеустремленные, амбициозные и серьезно относятся к жизни, а я преимущественно хочу развлекаться. Еще один вздох.
Жизнь так коротка. Я поняла это на горьком опыте. Ты все об этом знаешь, Дневник. Ты один.
Больше никто не знает всей правды. Никто бы не поверил.
С тех пор, как Блэйд умер, моя жизнь — сплошная печаль. И страх.
Вряд ли я когда-нибудь снова смогу стать тем веселым, беззаботным, неунывающим человеком, которым была. Мои родители и друзья отчаянно пытаются вытащить меня из пучины уныния.
Но как они могут это сделать? Ничего не выйдет.
Мы с Блейдом были идеальной парой. Идеальной… с той самой ночи нашей встречи.
Та ночь… Это была замечательная ночь, Дневник. Той ночью я столкнулась с Диной Фиар.
Я прожила в Шейдисайде всю свою жизнь и никогда не разговаривала ни с кем из семьи Фиар. А теперь, когда я вспомнила… когда я подумала о Дине Фиар и той темноте, которую она принесла в мою жизнь, на моей ладони выступил пот, и мне стало трудно удержать ручку.
Бедный Блэйд. Мой прекрасный Блэйд. Могла ли я знать, что он будет со мной так недолго? Могла ли знать, что он умрет такой ужасной смертью?
Я вынуждена прерваться. Слезы размывают буквы. И я так крепко вцепилась в ручку… Мне хочется колоть ею… колоть… колоть…
2
Кажется, что это было очень давно, но прошло всего несколько недель, Дневник. Мы с Джули и Мирандой ютились за дальним столиком в «Лефти». Это закусочная с чизбургерами напротив школы. Еда в «Лефти» неплоха, но мы в основном ходим туда посмотреть на других. Это место тусовки. Так его называют в избитых подростковых фильмах.
Был вечер пятницы, начало десятого. Почти все столики были заняты ребятами из нашей школы. У стойки в ожидании столика стояло несколько недовольных взрослых. Наверное, им не очень нравились громкие голоса и непрекращающийся смех.
Мне кажется, взрослые вообще ненавидят подростков. Потому что завидуют. Они бы предпочли быть подростками, а не теми, кем являются.
Внезапно раздался громкий грохот, заставивший нас всех подскочить. Официантка уронила поднос со стаканами. На несколько секунд в ресторане установилась тишина. Затем все разразились аплодисментами.
Я повернулась к Джули и Миранде.
— О чем я говорила?
— О себе, конечно, — ответила Миранда. Она проныра с плохим чувством юмора.
— Моя любимая тема, — сказала я.
