Ты погляди без отчаянья… - [55]

Я – отверженный, мантр не шепчу,

       Не знаю, к кому несется, куда

Молитва моя, от святых обрядов отрекшаяся.

              Ребенком я жил без друзей.

                     Одинокие дни мои

              Устремлялись взорами вдаль.

В семье распорядка строгого не было.

              Ни присмотра за мной, ни заботы.

Обыденная жизнь текла, не зная запретов.

Крепкой оградой обнесены соседей дома,

              Ладно построены, кишат людьми,

                     А я поглядывал издали,

              Как всякий народ дорогой торной бредет.

                     Я – отрешенный, к касте я

               не причастен.

Они же законы блюдут, для них я – не человек.

Привольно мне было играть на всех перекрестках, —

              А те обходили ребенка,

              Краем одежды лицо прикрывали,

Для своего божества наилучшие брали цветы,

                     Согласно с законом,

                     Моему божеству оставляя

                     Лишь те – иные, простые,

                     Что солнцем одним лишь признаны,

                     Я отвержен людьми.

                     Но жажду я – человека,

                     Того, в чьей прихожей

                     Нет стражей, нет стен.

Вне скопищ людских моему одиночеству

                     Обрел я попутчиков.

       Они внесли в величайший век

                     Свет, меч, мысль.

Подвижники, страха не знающие, одолевающие

                смерть.

Эти – свои, каста моя – их каста, мой род – их род.

              Их чистотой дух мой предвечный очищен.

Стезя их – правды стезя, их моления – свету,

                     Бессмертье – их достояние.

       Замкнутый в круг, утратил я человека,

              Снова обрел, круг разорвав.

              Я – ладонь к ладони – сказал:

              «О ты, человек человеков, вечности чадо!

                     Избавь нас от гордости

В круге замкнувшихся, с кастовым знаком на лбу.

О человек! Я тебя увидал на другом берегу

                     С берега мрака.

                     Я – благословенный,

       Отверженный я, непричастный к кастам».

       И явилась в лесную пустыню мою

Женщина – сладостный образ самой любви!

              Песню мою одарила напевом,

                     Ритмом – танец,

              Упоила амритой грезу.

Хмельна и вольна, хлынула в сердце волна, —

              Затоплен паводком голос души,

                     Уста онемели.

              А женщина из-под сени древесной

              Наблюдала смущенное, удрученное

                            Мое лицо.

       Приблизилась быстро, рядом со мною присела,

       В обе ладони руки мои заключила, сказала:

              «Не знаешь, кто я, не знаю, кто ты.

                            Дивно:

              Как по сей день мы друг друга не знали?»

       Я ответил: «Построим же мост

       Меж двоими, друг друга не знающими!

              То воля сердца вселенной».

                     Я полюбил.

       Два потока любви заструились:

       Один опоясал любимую нежностью, —

              Так омывает деревню

       Мелководная, всем знакомая с детства

              Текущая тихо река, —

              Спокойные воды

              В берегах невысоких

              Моей повседневной любви.

              В засушливую пору мелела,

Становясь говорливой, когда наступали дожди.

              Порой в волнах колыхала она

              Образ женщины самой обычной,

       Тускнеющей под покрывалом забот и сует.

              А порой бывала насмешлива

                     И обидеть могла.

       Теченье другое моей любви

                     Вело к океану.

              Там, из глубин морских,

       Величавая выплыла женщина,

       Воплощенье моих созерцаний,

Которым нет предела,

По край наполнила душу мою и слово мое;

       Затеплила в недрах моего одиночества

                     Вечной разлуки светильник.

       Я созерцал сияющий лик Красоты

                     В паводке вешних цветов,

              В листве древесной трепещущей,

              Струящейся искрами света,

                     Внимал рокотанью ее ситара,

       Любовался пляскою света и тени

                     На сцене годичных смен,

       В смене их покрывал разноцветных.

Я видел ее, где слагается летопись мира,

       Рядом с творцом, по левую руку его.

              Видел, как смрадным прикосновением

              Красоту оскорбляет низменность зверя,

                     Струился тогда

              У Рудрани[99] из третьего ока

                     Огонь разрушительный,

              Испепеляя приют потаенный зла.

       В песне моей, что ни день, накоплялась

       Первая тайна творения – света от света,

И последняя тайна творения – бессмертье

                любви.

              Я – отверженный, я мантр не шепчу.

              Ныне моленье вне стен храмовых

                     Завершено.

           Оно зародилось в мире богов,

                  Ныне отдано – миру людей,

           Душе, сияющей в высях небесных,

           Брату по духу – в радости духа.

* * *

В тот древний, исступленный век,

Когда творец хулил свое творенье

              И созданное рушил,

В тот день, когда утратил он терпенье,

Своею дланью грозный Океан