Ты найдешь меня на краю света - [30]

Сезанн повизгивал от радостного возбуждения. Он высунул язык, и я подтянул поводок, прежде чем он успел добраться до ноги какого-то голландца. Мой пес любит лизать человеческое тело.

Я шел из одного зала в другой по красной ковровой дорожке, протянувшейся через весь ресторан. Оглядывал столики справа и слева, высматривая в публике знакомое лицо. По-видимому, я пришел слишком рано. Ни один уважающий себя француз не обедает в двенадцать часов дня.

В дальней части ресторана шум поутих. Здесь еще оставались незанятые столики. Я повернул обратно и дошел до бара, прилегавшего к главному залу. Там я занял место и попросил мартини для себя и миску с водой для Сезанна. Я ждал появления Принчипессы.

За соседним столиком завтракали двое мужчин. Нервно глотнув из бокала, я почувствовал легкий голод, хотя по утрам мне обычно хватало чашки кофе.

Я пытался представить себе встречу с Принчипессой и продумывал, что ей скажу. Это оказалось сложно, поскольку я понятия не имел, как она выглядит.

Потом в голову вновь пришли слова Бруно. Я вспомнил, каким многозначительным взглядом провожала меня Солей и ее слова о том, что заклинание подействовало. Я прикусил нижнюю губу. Мысленно я снова и снова возвращался к сцене, которую наблюдал ночью в ее спальне, и мне становилось немного не по себе.

Разве Принчипесса не писала, что думала обо мне как-то ночью и видела стоящим у ее постели? Я откинулся на спинку кожаного кресла и уставился в пустоту. Что, если Бруно прав и сейчас передо мной предстанет Солей? Возможно ли такое? Я чувствовал, что теряю способность здраво соображать. Но кто бы она ни была: мадам Вернье или кассирша из продуктового отдела магазина «Моноприкс», даже если она и не бог весть что, — любой вариант был бы для меня сейчас предпочтительнее неопределенности. В конце концов, у каждой женщины свой шарм.

Я встал, кивнул Сезанну и, выложив на стол мелочь, снова отправился бродить по залам. Голландцы уже ушли. Теперь лишь несколько столиков оставались занятыми. Приглушенный шум в зале действовал скорее успокаивающе.

У входной двери, возле пульта с открытой регистрационной книгой, целое семейство ожидало указаний администратора.

— Могу ли я чем-нибудь вам помочь?

На меня вопросительно глядел официант, балансируя подносом в одной руке. На подносе стоял графин и два стакана.

Я отрицательно покачал головой:

— Нет, я ищу даму, с которой мы договорились встретиться.

Потом отошел на несколько шагов, однако усердный служитель не отставал:

— Месье, вы зарезервировали столик?

Я снова покачал головой, всем своим видом выражая просьбу оставить меня в покое.

— Месье, вы не желаете сдать плащ в гардероб?

Я резко остановился, так что он налетел на меня. Графин потерял равновесие, и я почувствовал, что у меня намокла спина.

— О боже, месье, простите!

Мгновенно в руке официанта вместо подноса появилась салфетка, которой он принялся вытирать мой плащ.

— Слава богу, это всего лишь вода. Боже мой, боже мой… Как вы, месье? Может, вам будет лучше все-таки снять плащ?

Я повернулся, остановив на нем полный ненависти взгляд. Еще одно слово — и я свернул бы ему шею.

— Плащ останется при мне, — зарычал я, решительно вцепившись в рукав своего тренчкота. — Прошу простить, но у меня здесь дело!

Я сделал еще несколько шагов. Быстро оглянувшись, я с облегчением заметил, что официант наконец оставил меня в покое. Но теперь он смотрел на меня подозрительно. Быть может, он считал меня частным детективом, который выслеживает в ресторане чью-то неверную жену. По крайней мере, я от него оторвался.

На часах было пять минут второго. Где же эта чертова Принчипесса?

Снова и снова высматривал я в зале знакомое женское лицо. И вдруг застыл как вкопанный, не веря своим глазам.

За одним из столиков под часами сидели две женщины. Одна была почти девочка, в джинсах и с темно-русыми волосами, собранными на затылке в хвост, забавно болтающийся из стороны в сторону сейчас, когда она листала меню. В ушах второй, рослой, с огненно-рыжими кудрями, блестели креольские серьги.

Завидев меня, Джейн Хэстман приветливо помахала рукой.

Я редко молился. Разве в крайнем случае, когда грозила большая опасность, я обращался к Богу, который якобы может ее отвести, если его хорошенько об этом попросить.

И вот сейчас, при виде улыбающейся Джейн Хэстман, я снова вспомнил об Отце Небесном.

«Прошу Тебя, Господи, пусть это будет не Джейн, — мысленно сказал я. — Сделай так, чтобы эти письма написала не Джейн. Ведь это невозможно! Этого просто не может быть, потому что, если это так, тогда…»

Что «тогда»? Тогда рухнет прекрасный замок, воздвигнутый моей фантазией для Принчипессы, моей обольстительной Цирцеи, моей особенной женщины, самой остроумной и эротичной, к тому же влюбленной в меня по уши.

Тем не менее это Джейн появилась в «Голубом экспрессе» с подругой, которая годилась ей в дочери. Я не мог в это поверить! Мое сердце сжалось от разочарования, словно надувной мяч, из которого выпустили воздух.

— Жан Люк, Жан Люк! — кричала Джейн, сияя улыбкой. — Как дела?

Я сдержанно кивнул и направился к ее столику.

— Привет, Джейн. — Я почувствовал судороги в желудке и вымученно улыбнулся. — Какая неожиданность! Не знал, что вы в Париже.