Ты мой выигрыш - [30]

А вот с врачом все было непонятно. Принимал роды у Лизы молодой, только окончивший интернатуру врач. Почему при родах не присутствовал более опытный врач не понятно до сих пор. Как и то, что ее доставили в больницу на скорой, а на место не было дежурного врача. И вот этот неопытный докторишка пытался блеснуть познаниями в своей профессии. Я видел медицинскую карту Лизы: роды длились пятнадцать часов, а потом ей сделали кесарево сечение. Итог: ребенок мертв.

Сначала я даже попытался оправдать Лизку, но потом мне объяснили, что у ребенка было нарушение в развитии, врожденная слепота и глухота из-за неправильного образа жизни матери… Тогда моя ненависть возросла к ней еще сильнее.

Но поиски врача я не бросал. А он, оказывается, после смерти моего ребенка, поработал несколько месяцев в больнице нашего города и уехал в столицу. Прожил там год. И погиб. У его машины отказали тормоза на железнодорожном переезде. Локомотив протащил авто добрые тридцать метров, превращая его в металлолом. Пассажир погиб на месте.

Свидетелей не осталось. Это постоянно наталкивало меня на мысль о том, что ребенок может быть жив. Спросить отца на прямую я не мог — он бы сказал, что у меня крыша едет. Поэтому я еще немного помучился и бросил все поиски, погружая себя в пучину ненависти и боли.

Васька о моих горестях знал, я же ему душу периодически изливал. Это именно он достал медицинскую карту Лизы. Проверил ее и не нашел ничего странного…

Телефонный звонок заставляет меня сбавить немного напряжение. Звонит отец. Нажимаю кнопку приема вызова и тут же слышу его голос, привыкший отдавать приказы:

— Сегодня в мэрии благотворительный прием, не забудь, что ты должен быть на нем вместе с Ваней.

— Помню, — огрызаюсь я.

— Прекрасно. Как прошли похороны? Простился с другом, — он нарочно делает акцент на последнем слове.

— Простился, — грублю ему.

— А вдову утешил? — сарказм льется из каждого его слова.

— Я не за этим туда ходил. Ты это знаешь.

— Знаю, Максимка, знаю. Ты же у меня умный сын, глупостей делать не будешь.

Он отключается, а я со всей дури кулаком в дверь бью. Так сильно, что слышится хруст обшивки двери, а водитель испуганно оборачивается назад и со страхом говорит:

— Мы на месте.

— Хорошо, жди меня тут.

Водила провожает меня со страхом в глазах, потому что знает — я безбашенный псих. Если что не нравится или я не в настроении, могу и в морду без слов дать.

Застаю друга в кабинете. Он молча здоровается. Подходит к двери и закрывает ее на ключ. А потом присаживается за стол. У меня уже сил нет терпеть, а он, как будто, издевается. Не спеша берет какие-то бумаги и раскладывает их.

— Ты меня специально выводишь из себя что ли? — рычу я от нетерпения.

— Нет, просто хочу все нормально рассказать, — спокойно отвечает он.

— Говори, — вырывается у меня сквозь зубы.

— Сегодня к нам девушку привезли на скорой. Когда звонили, сказали, что у нее перелом тазовых костей, а вышло, что она беременна, и роды уже больше восьми часов длятся. Воды давно отошли. Ребенок умирал. Но, слава Богу, успели спасти и мамашку и ребеночка.

— И что дальше? — меня уже трясет.

— Дура эта насмотрелась всего и решила рожать по современной методике — в воде. Тем более, что у нас появилась клиника, которая работает в этом направлении. Но что-то пошло не так и женщину срочно доставили к нам. Вот это ее медицинская карта, которую она привезла с собой. Там есть заключение ее горе-врача. Обрати внимание на подпись.

Он кладет передо мной небольшую книжицу и тычет пальцем. Почерк неразборчивый, как у всех медиков, но подпись впечатляющая и запоминающаяся. Куча крючочков и загогулинок, как у президента, блин.

— А теперь посмотри сюда, — Вася протягивает мне похожую книжицу, но более старую. — Обрати внимание — та же самая подпись.

Верно. Подписи одинаковые. Смутная догадка проскальзывает в голове. Друг, будто читая мои мысли, говорит:

— Я подпись Кормилицына сразу запомнил, когда знакомился с историей родов Маши. Не может у двух совершенно разных людей быть до последнего крючка одинаковая подпись.

— Спасибо, — благодарю друга, а внутри все кипит от напряжения. — Давай адрес.

Климкин пишет на бумажке адрес и название клиники. Отдает ее мне. При этом друг внимательно меня изучает. Создается ощущение, что он хочет сказать мне еще что-то.

— Это, ведь, не все? — задаю я вопрос.

— Да, — друг достает из стопки бумаг еще одну пожелтевшую от времени медицинскую карту. — Мне тут на днях деда привезли. Со второго этажа выпрыгнул, ноги сломал. У него шизофрения. Я делал по нему запрос в диспансер, ну и, сам не знаю почему, запросил данные на Лизу, — небольшая тишина, — Макс, ты знал, что после родов она сразу попала в психушку и несколько раз пыталась покончить жизнь самоубийством?

Что? Я чувствую, как расширяются мои зрачки… Психушка, самоубийство? А вот этого я точно не знал…

Бл***ь, что за ху***я, зачем она хотела умереть?

— А теперь подумай, друг, — не унимается Васька, — может ли женщина, которая не желала ребенка и стремилась избавиться от него, так настойчиво пытаться умереть? Поверь моему опыту: Лиза не виновна в случившемся. И пора бы тебе открыть глаза и серьезно поговорить с отцом, он, явно, причастен к этому.