Ты и я - [10]

Стоя перед зеркалом в черном платье, она жадно всматривалась в себя; на одном плече был приколот пучок белых бархатных гардений. Платье это нравилось Карди, но он все же ворчал. "Чересчур старо для тебя, бэби", — говорил он Тото.

— Может быть, мне когда-нибудь захочется иметь почтенный вид, — протестовала Тото, и Карди, смеясь, уступил.

— При этом платье обязательно требуется губная помада, — заявила Тото возражающей Скуик, — абсолютно необходима. Я знаю, что к чему идет, Скуик!

— Ты еще не умеешь отличать крашеные губы, о! — волновалась Скуик, от волнения начиная коверкать слова, к величайшему удовольствию Тото, которая от хохота не держалась на ногах.

— Хэлло! О! — воскликнул Бобби, когда Тото вошла в комнату, где он ждал ее. — Однако, скажу я вам!..

— Ну, и скажите, — приказала Тото. — Начинайте.

— Ослепительно, Тото, дитя мое, — комментировал Бобби. — Этого самого… хоть отбавляй. Ну, прямо из Парижа…

— Бэби в парижском туалете, — поправил Чарльз Треверс, входя в комнату.

— Вы повезете меня в итальянский ресторан? — спросила Тото и услышала в ответ, что ее повезут, куда она захочет.

Обед кончился поздно, потому что они много смеялись. Чарльз задерживал всех, отказываясь есть лук, а Тото утверждала, что этим он лишает и остальных возможности есть лук, тогда как у Скуик насморк, при котором лук очень полезен, а она сама очень любит лук.

— Но я не люблю, — робко отнекивался Чарльз, после чего Тото объяснила ему, что человек должен пользоваться каждым ниспосланным ему случаем для проявления самопожертвования.

— Можете потом погрызть зернышки кофе или полоскать рот Ополем, — успокоила она его.

Приятно и прохладно было ехать в ресторан в автомобиле.

Чарльз приказал накрыть столик на террасе. Тото только что пошла танцевать с ним, когда увидала Темпеста. Она смотрела мимо него, не будучи учтивой, — это было умно, но она ни за что не сумела бы объяснить, почему поступила так.

— А! — сказала Марта Темпесту. — Вот она снова бело-розовая юность! И на этот раз в объятиях загорелого юнца!

Она наблюдала за Тото и, увидев ее танцующей с Бобби, протянула:

— Да их двое! И оба joiis garcons! А где же красивый папаша?

Темпест объяснил ей, в чем дело, и она рассмеялась.

— Сказать вам, что я думаю? Мистер Гревилль из тех мужчин, — разновидность редкая и часто очень неприятная, — которые любят раз и всего раз в жизни и обязательно коверкают себе жизнь этой любовью. Запомните, что я вам скажу: он женится снова на этой женщине, на леди Торренс.

— О, это немыслимо! — отрезал Темпест и вдруг понял, что значил "неясный страх", о котором говорила Тото. Она не только подозревала возможность вторичного брака отца, она в глубине души, в области подсознания, уже оплакивала эту возможность.

Марта засмеялась снова.

— Немыслимое-то и случается, — то, чему один шанс на миллион. Этот человек не любил никакой другой женщины, он скитался без конца — почему? Потому что не мог забыть. А мужчины, которые не умеют забывать, прощают все, что угодно. И женщины их никогда не щадят. — Она нагнулась вперед, ее блестящие глаза оживились: — Mon ami, хотите биться об заклад? Десять против одного. Гревилль женится вторично на своей жене. По рукам?

— Хэлло! — воскликнул Бобби, обращаясь к Тото. — Вон Марта Клэр, за тем столиком.

— Вы уверены? — спросила Тото.

— Я с ней знаком, — ухмыльнулся Бобби.

— Ступайте, заговорите с ней, я подойду сейчас, — сказала Тото.

Улыбка исчезла с уст Бобби.

— Ни за что на свете, дитятко, — категорически объявил он.

— Я знакома с ее кавалером, — настаивала Тото. — Это Доминик Темпест. Имение его родных рядом с Канаханом.

Танцуя, они миновали столик Темпеста, и на этот раз Тото, не зная сама почему, посмотрела ему прямо в лицо, не улыбаясь; ей хотелось как-нибудь досадить ему, сорвать на нем сердито-щемящее настроение.

— Бело-розовая юность, кажется, дала вам отставку? — поддразнила Марта.

Темпест рассмеялся.

— Разве они проходили мимо?

Он поискал глазами гибкую черную фигурку Тото и нашел ее. Лениво подумал, что для семнадцати лет слишком много черного; но кожа у Тото была изумительная, белые бархатные гардении были не белее плеча, у которого они были приколоты на узкой тюлевой перемычке. Как прекрасно танцует Тото! Треверс, очевидно, по уши влюблен, да и другой юнец — значительно моложе — тоже.

Бархатный голосок Марты с легким оттенком лукавства мягко сказал:

— Не удивляюсь, что вы восхищаетесь.

Темпест вдруг почувствовал прилив дикого, непонятного раздражения, какое обычно вызывают подобного рода замечания, доказывающие, что другой угадал душевное движение, которое хотелось бы скрыть, и позабавился на твой счет!

Он отозвался с приятной улыбкой:

— Треверс, по-видимому, очень влюблен.

— Только Треверс? — не унималась Марта, улыбаясь прищуренными глазами.

Темпест не поддержал этой темы. Предложил потанцевать, а после танцев ехать домой.

В автомобиле Марта внимательно всматривалась в его профиль и раздумывала. Темпест все это время был очень мил с ней, чрезвычайно щедр. Но ей уже надоел этот город, в котором нет ничего из преимуществ Довиля и очень мало, на ее взгляд, столичного. Кроме того, у нее было правило: никогда не расставаться с мужчиной недружелюбно. Она просунула свою руку в руку Темпеста и почувствовала, что он слегка дернул рукой — надавил ее кольцо. Раз наступил час, когда мужчина думает раньше об украшениях женщины, а потом — о ней самой, значит, настал час, решила Марта, и для расставания — для милого, полного дружеских сожалений расставания. Когда автомобиль остановился у ворот ее виллы, она сказала: