Твоя Конституция - [3]
О, чего только не случалось под широколистыми кустами! Были, были времена, когда ковались здесь гладиаторские мечи, былинные доспехи, щиты разукрашивались орлами, львами и иными дивными зверями и сирень чудесным образом превращалась в могучие дубы и вязы; когда рассыпались по кустам вольные стрелки и посылали одну за другой певучие стрелы – авось найдут потом младшие дружиннички. Ссорились, сходились стенка на стенку, дрались, сбивали в кровь коленки и локотки, лелеяли синяки и шишки; потеряв счет царапинам, ссадинам и ушибам, подписывали важные соглашения, и высокие договаривающиеся стороны, попыхивая трубками мира, устанавливали справедливые правила игры для всей однодворной вольницы:
– Орла и решку чтоб не перебрасывать!..
– Стрелы чтоб одинаковой длины!..
– Вратарь – игрок!..
– У ворот чтоб не «рыбачить»!..
– За одним не гонка!..
– На подаче пятки от земли не отрывать!..
Птица – символ души – на византийской мозаике VI века. Херсонес
Игры были разные – в индейцев, в войну, в рыцарей, «слон», «котел», футбол, хоккей… И правила были разные, хотя… сходились всегда в одном: чтоб по-честному.
А в сфере «международных» отношений правила другие, солидные, с хрипотцой и поминутным сплевыванием сквозь зубы:
– Если «чужак» провожает «нашу» до подъезда, то не бьем. Только когда обратно один пойдет…
– Драться можно до первого «не хочу» или до первой крови…
– Всем «нашим» в Городе помогать…
– Старшаки чтоб маленьких не обижали, а те чтоб слушались…
– «Своих» не бросаем…
– Друзья «наших» – наши друзья.
Хорошо, если был во дворе свой трибун, свой правозащитник и карающий меч в одном лице, этакий Муций Сцевола[3] с этакими, знаете ли, ручищами, глазищами навыкат и рыжим, нет! – русым залихватским вихром, вступающим прямо-таки в антагонистические отношения со всяким головным убором, будь то отцовская фуражка или шапка-ушанка, каким-то чудом удерживаемая макушкой. Что-то против ему сказать? – не поспоришь, – такой блеск в глазах, такие искры, что ой-ой! – и шаришь на правом боку, стараясь половчее выхватить из ножен саблю – отсалютовать так, как не учили и в Кадетском корпусе.
Бывало, что иная собачонка и тявкнет несогласно, привстанет на задние лапки, трусливо поглядывая на кружевные занавески родительского окна. А потом глядишь – завиляла хвостиком-растопыркой, прижала ушки, и вот уже расплылся в улыбке мордаш, пухом растекся, присмирел и заискрился на солнышке подшерсток. Мелькнет отцовская тень за тюлевой занавеской, да исчезнет: сами разберутся.
Гай Муций Сцевола. С картины Матиаса Стома, ХVII век
И ведь разбирались: по-честному, к обоюдному и часто всеобщему согласию, так что дыхание вдруг пресекалось на самой высокой ноте счастья и любил ты в этот миг всех до единого, даже зловредного Ваську из углового подъезда.
И как тут не пройтись гоголем по родному двору да не махнуть рукой: «Эх!..»
Давным-давно сгорел тополиный пух детства, и хоть летит он в мае-июне по-прежнему и по-прежнему забивает носы всем встречным-поперечным, но то ли пух уже не тот, то ли чихают уже по-другому, – правила меняются всё чаще и чаще, да и игры уже не те – взрослые.
Взрослые игры
С незапамятных времен разные народы, пытаясь обустроить свою тяжелую жизнь, обращались к богам и сильным мира сего – племенным вождям. Нужна была защита от стихии природы, диких зверей, свирепых дикарей-соседей, нужно было выстраивать отношения внутри рода и семьи, нужно было понять, что хорошо, что – плохо, что Добро, а что – Зло.
Представления о Добре и Зле разнились: для одних убийство соседа и грабеж – доблесть, для других – преступление. Гениальный немецкий философ Иммануил Кант объяснял это так:
«Человек стремится к согласию; но природа лучше знает, в чем нуждается его род и что для него необходимо. Она хочет раздора. Он хочет уюта и удовольствия. Природа же, напротив, хочет того, чтобы он оставил небрежное и бездеятельное существование и предался бы напряженному, тяжкому труду для того, чтобы найти средства при помощи разума преодолеть эту ступень».
Вот до сих пор и преодолевает, стоя на одной ноге и занеся другую. Постоит-постоит в нерешительности – затечет нога, занемеет – опустит.
Первобытному равенству были чужды зло и порок, цивилизация принесла с собой не только блага, но и испорченность нравов и всякого рода бедствия. Цель общественного развития, по Канту, – идеальное правовое государство, невозможное без нравственного закона, а право – известный минимум нравственности, система конкретных указаний, как человек должен поступать в том или ином случае. Первая и по сути последняя, лучшая система ценностных координат – запретов – это известные Заповеди.
«Христос не основал никакой церкви, не устанавливал никакого государства, не дал никакого правительства, ни внешнего авторитета, но он старался написать закон бога в сердцах людей с тем, чтобы сделать их самоуправляющимися».[4]
Люди искали Бога, а нашли Конституцию.
Право предоставляет человеку формальную свободу действия и одновременно ограничивает сферу его свободы в интересах свободы всех.
В интересах свободы всех… Во дворе твоего детства иногда, пусть не всегда бескровно, это, кажется, удавалось? Но разговор уже не о мальчишеской правде, «прирожденном праве всякого разумного существа», а о праве приобретенном, полученном в результате общения с другими людьми; оно состоит в праве частной собственности.
В детстве всё кажется интересным, а потом всезнающие взрослые дают готовые ответы, упрощают и оплощают. Страну. Планету. Мир. Дети становятся взрослыми и забывают запахи и краски родной земли.Давным-давно взрослые были как дети: постигали и открывали неизведанное, шаг за шагом, как малыш в своей кроватке. По периметру, вдоль берега, от этой до той горы, с острова на остров. И путешествия растягивались на годы. Так начиналась цивилизация, так начиналась география. Наука, которую отобрали у детства.Эта книга – попытка изменить нынешний порядок вещей.
Среди великого множества книг о Христе эта занимает особое место. Монография целиком посвящена исследованию обстоятельств рождения и смерти Христа, вплетенных в историческую картину Иудеи на рубеже Новой эры. Сам по себе факт обобщения подобного материала заслуживает уважения, но ценность книги, конечно же, не только в этом. Даты и ссылки на источники — это лишь материал, который нуждается в проникновении творческого сознания автора. Весь поиск, все многогранное исследование читатель проводит вместе с ним и не перестает удивляться.
Основу сборника представляют воспоминания итальянского католического священника Пьетро Леони, выпускника Коллегиум «Руссикум» в Риме. Подлинный рассказ о его служении капелланом итальянской армии в госпиталях на территории СССР во время Второй мировой войны; яркие подробности проводимых им на русском языке богослужений для верующих оккупированной Украины; удивительные и странные реалии его краткого служения настоятелем храма в освобожденной Одессе в 1944 году — все это дает правдивую и трагичную картину жизни верующих в те далекие годы.
«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.
Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.
Первая мировая война, «пракатастрофа» XX века, получила свое продолжение в чреде революций, гражданских войн и кровавых пограничных конфликтов, которые утихли лишь в 1920-х годах. Происходило это не только в России, в Восточной и Центральной Европе, но также в Ирландии, Малой Азии и на Ближнем Востоке. Эти практически забытые сражения стоили жизни миллионам. «Война во время мира» и является предметом сборника. Большое место в нем отводится Гражданской войне в России и ее воздействию на другие регионы. Эйфория революции или страх большевизма, борьба за территории и границы или обманутые ожидания от наступившего мира — все это подвигало массы недовольных к участию в военизированных формированиях, приводя к радикализации политической культуры и огрубению общественной жизни.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.
«Кузи́наЖурналистика» продолжает серию книг, посвященных первому знакомству с миром наук и профессий. Книга адресована подросткам, для которых средства массовой информации и, в первую очередь, Интернет – не пустой звук, а среда обитания. И почему бы не превратить приятное в полезное? Взять да и стать журналистом. Но если и нет – почему бы не взглянуть на мир информации глазами знатока, а не профана? Кузи́наЖурналистика в семье наук и профессий держится особняком, вроде как и не родня, седьмая вода на киселе, да и предмета такого школьного нет.
В конце III тыс. до н. э. в Зауральские степи пришли индоиранские племена, называвшие себя ариями (арья). Здесь, на Южном Урале, они создали удивительную Страну городов. Здесь развивалась и крепла уникальная государственность — основанная на принципах равенства и единства.Путеводитель по Аркаиму, который вы держите в руках, с одной стороны, даст представление о самом быте и ежедневной жизни этих таинственных пришельцев, а с другой — поставит десятки насущных вопросов. Аркаим ждет, зовет, увлекает и одновременно заводит в тупик, ломает стереотипы европейской ментальности, не терпит однолинейных и банальных интерпретаций.