Твой день и час - [46]

Гриша служил сначала помощником дежурного в спецприемнике для бродяг и нищих, затем поступил в среднюю спецшколу милиции, выдвинулся в участковые и занял Петино место. Он тоже был ничего парнишка, хоть и со странностями: вместо того, чтобы наводить страх на пьяниц, проверять тех, кто находится под административным надзором, следить за порядком в микрорайоне, он больше любил потолковать на полушепоте об агентурной работе, отнюдь не входящей в его обязанности, о разных преступниках и способах их поимки, устраивал на участке какие-то засады и больше общался с оперативниками, чем с работниками своей службы.

Гостей он встретил с почтением, а Михаила даже — с некоторым подобострастием: всякий следователь был для него вообще невероятно большой человек. Они с Вовиком сразу зашушукались и скрылись в комнатке, где у Матусевича оборудовано было нечто вроде служебного кабинета.

Общее же помещение участка было грязновато и не отличалось, по сути, от подобных казенных квартир: стулья, два стола; холодный, нежилой, кислый запах. И соответствующая публика: двое резвых парнишек, готовых по первому сигналу бежать, хватать, заламывать руки, считать чужие зубы; восседающая за столом строгая остроглазая тетка; говорливый старичок, наставник-воспитатель. Интересно, где они ощущают себя истинно людьми: здесь, дома или на работе?

Один парнишка подошел и стал, заискивая, спрашивать у Михаила, не знает ли он, какую «пушку» дают инкассаторам и полную ли к ней обойму. «Не знаю, — ответил Носов. — Макаровский, скорее всего. Насчет обоймы вот — затрудняюсь сказать. Что, собираешься туда пойти?» — «Да вот… предлагают», — важно сказал парень.

Выглянул Гриша: «Все на сегодня, товарищи! Ко мне приехали следователь с работником уголовного розыска, сейчас начнем проводить оперативное совещание. Будем планировать операцию».

А когда общественность удалилась, запер дверь изнутри, откупорил бутылку, расставил стаканы. Вдруг, не закончив дела, сел за столом в позе стратега и замолол: «А не попробовать ли нам, Владимир, разработку вот какого рода…» — «Кончай, слушай! — рассердился Носов. — Надоели со своей болтовней. Офицерского закона не знаешь? Разжалую, будешь знать… За столом — ни слова о службе, понял?» — «А о чем тогда?» — «Можно о бабах. О погоде. О детстве босоногом. О том, как в школе учился. Впрочем, учился неважно, верно?» — «Ты почем знаешь?» — «Догадываюсь… Все МВД на троечниках замешано». — «Между прочим, — чванливо произнес Гриша, — кое-кто из отличников, с кем учился, сейчас неважно живет. А я — офицер органов, представитель власти. И имею свои права. Властные полномочия. Будет случай — перейду на оперативную работу. Верно, Владимир?» — «Все так. Только, боюсь, Моня тебя не отпустит. Участкового труднее найти, чем инспектора уголовки. Потом — у тебя ведь квартира служебная, пометут из нее сразу, чтобы другого участкового вселить — где жить станешь? Миша, ты разлил? Поехали!» Они выпили по полстакана, и Носова, протрезвевшего уже, снова охватило возбуждение. Он стал лихорадочно курить, а Синицын с Матусевичем — рассказывать анекдоты, разглядывать изъятые Гришкой у какого-то забулдыги порнографические карты. Носов подошел к окну, отодвинул занавеску. Капала вода, фонари освещали улицу. Спит Земля в сиянье голубом… Вернулся на свое место. По участку плавал сизый сигаретный дым, раздавался мужской гогот.

«Кончайте вы, кобели!» — прикрикнул Михаил. Участковый с оперативником умолкли; Вовик сказал: «Давай допьем, что ли…» Зазвонил телефон, Матусевич рванулся к трубке: «Да… да, у меня… Ага… А что такое? А? Ну, понял…» Сказал с досадой: «Фоменко. Велел вам возвращаться в отдел. Что-то там случилось, я не понял. Машина сейчас подойдет». Носов опасливо покосился на разлитую водку: «Может, не стоит тогда допивать?» — «Нет-нет! — Синицын схватил свой стакан. — Ты что, думаешь, мы от этого трезвее станем?» Подъехала машина, участковый пошел открыть дверь. «Фу, надымили, черти…» — забурчал, входя, старшина Шестаков.

«Что там стряслось?» — прожевав закуску, спросил Вовик. «Уж стряслось… Толька Никулин, дежурный по вытрезвителю, погорел. Нагрянул проверяющий из управления, глянул — Толька поддатый. Они там все сегодня поддавали — видно, денежного клиента зацепили. Я сам свидетель, как оттуда за коньяком гоняли. Ну, давай вязаться: „Вы употребили!“ А тот знай лепит: вчера по холоду раздетым прошел, застудился, вот и принял для сугреву… „Какое для сугреву! У вас средняя степень!“ Отстранил, короче. И правильно сделал. Что, скажите, за привычка дурная — пить на службе? Вот вас хоть взять: тоже ведь на дежурстве, а сидите тут, керосините… А если преступление?» — «Ну и что? — буркнул Синицын. — Мы как пьянеем, так и трезвеем: быстро, четко… Первый раз, что ли?» — «Первый не первый, раз за разом — и залетите тоже, обязательно… Ладно, поехали давай».

В машине Носов спросил: «Ты у Балина-то был, Веня?» — «Ездил. Полный мрак: у бабы дом на замке, опять, видно, гуляет, мать его пьяная, ничего толком вымолвить не может… прокол, Миша!» — «А Толик не погорит, не волнуйтесь, — пьяно гукнул сзади Вовик Синицын. — Дадут выговорешник — и все дела. Где они еще человека на такую подлючую должность сыщут?» — «Я не пойму, зачем он из участковых на нее пошел? — сказал шофер. — Что на участке-то не сиделось? Это ведь не в отделе, у начальства под носом». — «Ему должность начальника вытрезвителя в перспективе предложили, а она капитанская. Ему капитаном-то пора уж быть, срок два года как вышел. Вот и попал к черту на рога. Обрадовался… Забыл, что в кадрах тоже не дураки сидят. Они должность закрыли и тут же забыли о нем. Своего человека в начальники двинули. Вот Толик и стал попивать. Ну, и вылетит — тоже невелика беда. Где только они нового дежурного станут искать?.».