Творения - [5]

Видел же Старец мой Василий прежде помянутого отца Иоанна престарелым и слепым, но богомыслием просвещенный и боголюбием объя­тый, кротостью, терпением и смиренномудрием удобренный и великую веру к Богу имеющий, когда уже и ослеп, не хотел оставить своё пустынное житие, говоря: «Если благословит Бог, то силен не ос­тавить меня слепого». И так протянул лыко­вую веревку от келии своей до дороги, проложенной в лес, и там на своём костыле повесил кошницу; проезжающие люди, зная, что она пове­шена отцом Иоанном, клали ему по усердию свое­му хлеб и прочее пропитание, и таким образом, держась за веревку, старец сам ходил до кошницы и что находил, тем и питался. Христолюбивые же люди во время посещения своего и дров ему нарубят, и одежду подадут; одним словом, с великим попечением любили его. Так жил он ещё до прихода к ним на поселение Старца моего Василия.

Полезно объявить о кротости и безгневии сего отца Иоанна, ибо всю свою жизнь Старец мой Василий, вспоминал его безгневие, незлобие и терпение. Однажды случилось — долго никто Иоанна не посещал, а он слеп, не видел, где найти дров, и так три дня зимою печь не топил и едва в третий день не замерз, и от великого холода согревался, толча пестом в ступе, и мучил себя, но по старости скоро ослабел и не мог более толчением согревать себя, и уже не чаял живым остаться, и если бы в тот день не пришли к нему посетители, обрели бы его мертвым. Много раз случались ему озлобления и досаждения, но никогда не прогневался на обижающих его. Однажды пришло множество народа - пожилых, парней и девушек - к его келии, по обычаю своему, венки на деревьях завивать, и так пред окнами его стали петь, плясать и всякие нелепости делать, отнюдь не уважая его, но он даже ничего досадительного не сказал им, даже не пожаловался на них кому, но так крот­ко в молчании перенес. Да и от сожительствующих с ним, соседствующих ему, отцов много неприятного и огорчительного терпел. Старец Василий такое его богоугодное, нестяжательное смиренномудрое житие, возлюбил его и захотел при нём до кончины послужить ему как угоднику Божию, и не обманулся, но и кончина его (Иоанна) явно показала, как много он угодил Богу до конца, ибо когда он разболелся, тогда сказал ему старец мой Василий: “Хочешь ли, я схожу за священником — исповедать тебя, так как ты очень худ и крепко заболел?”. Отец же Иоанн отвечал ему: “Нет, не ходи. Когда мне придет день умереть, тогда я болеть не буду и ещё года полтора проживу”. И выздоровел. Когда миновало полтора года, призвал Иоанн к себе старца моего и просил его сходить за священником. Старец Василий же и говорит ему: “Скоро настанет пост и тогда призовем его для всех нас”, то есть и для них, двух служащих ему. Он же сказал: “Нет, теперь иди и умоли прийти, не доживу до поста”. И тот пошёл за священником. Тогда отец Иоанн сам пригото­вился, умылся, надел белую рубашку и сел в радостном духе: лицо светлое, точно ангел Божий, а сам бледный, худой и умиленный, волосы на голове и борода белые, одетый весь в белое, и так ожидал священника, духовного своего отца; и когда по исповеди причастился Святых Таин, ещё более возвеселился и обрадованным казался о извещении своего к Богу отшествия. По отпуске же священника сказал старцу моему, чтобы тот отдохнул после труда хождения своего. Остался при нём другой брат, живший с ним; тогда он (Иоанн) пришёл в восторг, много благодарных, любительных молитв простосердечных к Богу изрёк с крестным знамением, и так сидя в богомыслии в совершенном разуме и казавшемся здравии, потом вскоре сказал: “Простите!” — перекрестился, лёг на правую сторону и испустил дух свой.

От сих двух отцов — Павла, руку отсекшего, и этого Иоанна, так богоугодно пожившего, и от бывших с ними происшествий много воспользовался мой Старец (Василий), ибо крайне стал опасаться на себя вознадеяться или следовать своему мнению, видя такого мужа, как Павел: разумного, книжного и подвижного, но за непринятие усердных советов в такое лютое безумство низведшегося и до такой степени прельстившегося; напротив же того отца Иоанна — сми­ренно пожившего и за то блаженно так и свято скон­чавшегося. Поэтому-то вседушно возжелал быть у какого-нибудь рассудительного отца в повиновении.

Когда он проживал с упомянутыми отцами, то крайне желал подвижническую жизнь вести, а потому на продолжительное моление и на всенощное бдение вдавал себя и Божиею помощью понуждал себя на всё трудное и скорбное: от прихотных пожеланий и от всякого сладкого многонасыщения, и пития, и многого сна особенно воздерживал себя, не брал лишних одежд, ни денег, но от всего излишнего осторожно себя хранил; днём в чтении святых книг и в рукоделии упражнялся, ночью в молитвах, особенно в чтение Псалтири и в богомыслие углу­блялся и поклонное правило отправлял, более же всего всенощному бдению себя вдавал, а особенно на святые праздники подвизался сон преодолевать и отметать: и будучи один, не имея сообщника, согласного ему на бдение, потому что отец Иоанн был очень стар и ветх силою, отец же Павел сам не соизволял, однако Старцу моему не возбранял. И тот трудился, проводя ночи праздничные без сна, с великим трудом и изнеможением, ибо тогда ещё не знал о внутреннем в сердце молитвенном внимании, потому-то, особенно в осенние и зимние долгие ночи, с великим насилием, всячески себя ободряя и разбивая нападение сонное стоянием, чтением, пением, поклонами, выходами на холод, приношением дров и воды на потребу дневную, приготовлением пищи; а когда сильно томился от сна, тогда печь растоплял и принимался за какое-нибудь рукоделие, всячески ухитряясь преодолевать сладость сна. С того вре­мени по всю жизнь свою на праздники бдение совершал и не оставлял, кроме случаев великой болезни.