Творения - [25]

6. И в другом месте: «Во многих государствах также можно заметить, что ради совершенствования в добродетели или затем, чтобы каждый благородный был готов подвергнуться опасности ради государства, воздавали божественные почести памяти лучших из мужей».[143] Исходя именно из этих соображений римляне обоготворили своих цезарей, а мавры — своих царей. 7. Так постепенно появились религии, когда эти первые люди, которые тех [правителей] признали [за богов], приучили к тому своих детей и внуков, затем [это перешло] и к другим поколениям. И эти верховные цари вследствие известности имен почитались во всех провинциях. 8. Каждый же народ наделил высшим почетом основателей своего рода или города, которые были или мужами, славными доблестными деяниями, или женщинами, удивительными своей нравственной чистотой; так египтяне [обоготворили] Исиду, мавры — Юбу, македоняне — Кабира, пунийцы — Урана, латиняне — Фавна, сабиняне — Санка, а римляне — Квирина. 9. Таким же образом афиняне [стали почитать] Минерву, самосцы — Юнону, жители Пафа — Венеру, Вулкана — жители Лемноса, Либера — жители Наксоса, Аполлона — жители Делоса. 10. Так вот среди народов и в [разных] странах появились различные священные обряды, поскольку благодарные люди стремились быть рядом со своими правителями и поскольку не могли найти тех, кого они наделяли разными почестями и кто теперь отошел от жизни. 11. Кроме того, заблуждению чрезвычайно способствовало благочестие тех, кто тем [первым царям] наследовал. Поскольку им казалось, что они рождены от божественных предков, то и [сами] воздавали почести родителям, и приказывали, чтобы и другие воздавали. 12. Но, может быть, кто‑то [еще] сомневается, каким образом появились религии богов; пусть [он тогда] изберет главными спутниками слова Энея из Марона:

Ныне Юпитеру почесть воздайте вина возлияньем И обратите молитвы к Анхису — родителю ваши[144]

Он дал тому [Анхису] не только бессмертие, но и господство над ветрами:

Будем о ветрах молить, о том, чтоб обряд ежегодный В собственном храме его совершали мы, город воздвигнув.[145]

13. Надо думать, что так же поступили в отношении Юпитера Ли — бер, Пан, Меркурий и Аполлон, а потом и в отношении их самих — их потомки. Появились также поэты и, слагая для наслаждения поэмы, подняли тех людей на небо, как поступают те, кто лживыми панегириками заискивают перед царями и злодеями. 14. Это зло родилось у греков, легкомыслие которых, наделенное ораторским даром и силой, подняло невероятное множество облаков лжи. И вот, поклоняясь им, они [греки] первые учредили в их честь священнодействия и передали всем народам. 15. Сивилла так порицает их за это пустословие:

О, для чего ты, Эллада, на смертных вождей полагалась?<Им не дано ведь никак избегнуть конца рокового>Что ж ублажаешь дарами никчемными тех, кто погибнет, И изваяньям жертвы приносишь? Отколь научилась Делать такое, презрев лицо всемогущего Бога?[146]

16. Марк Туллий, который был не только превосходным оратором, но и [замечательным] философом (ибо он единственный оказался равным Платону), в той книге, где он сам себя утешал по смерти дочери,[147] без всякого колебания заявлял, что боги, которые всенародно почитаются, были людьми. 17. Это свидетельство его должно считаться от того более значимым, что он имел авгурский жезл жрецов и клялся, что почитает богов и молится им. 18. Так вот, в нескольких строчках Цицерон предоставил нам два обстоятельства. Ведь когда он заявлял, что обоготворит образ дочери так же, как те люди были обоготворены древними, то утверждал, [с одной стороны], что те люди смертны, и, [с другой стороны], ясно показал нам происхождение пустого суеверия. 19. «Когда, — говорит он, — мы видим, что многие мужчины и женщины находятся среди богов, и когда почитаем их величественнейшими святилищами в городах и селах, тогда мы поклоняемся мудрости тех, благодаря чьим дарам и изобретениям мы имеем жизнь, облагороженную и организованную законами и установлениями. 20. Если же когда‑нибудь и следовало обожествить какое‑либо живое существо, то, безусловно, эту [женщину]. И если молва подняла на небо потомство Кадма, Амфитриона, Тиндарея, то и ей, несомненно, следует оказать такой же почет. Что я и делаю, и тебя, лучшую из всех и образованнейшую, да позволят мне бессмертные боги, помещаю в собрание их и причисляю к богам для славы среди всех смертных». 21. Кто‑нибудь, возможно, скажет, что Цицерон от избытка скорби говорил вздор. Напротив, вся эта речь, необычайно совершенная и отточенностью мысли, и примерами, и самим способом изложения, была исполнена не скорби, но являла признаки стойкости духа и трезвости суждения автора, мысль которого не несет и тени неодолимой скорби. 22. Ведь не мог он писать столь изощренно, столь красноречиво, столь изящно, если бы и разум, и утешения близких, и время не облегчили скорбь его. 23. Так что? Подобное этому он говорит и в книгах О государстве, а также О славе.[148] Так, в труде О законах, где он, идя вслед Платону, хотел предложить законы, которыми, как полагал, должно пользоваться справедливое и разумное государство, он так сказал о религии: «Почитайте богов: и тех, которые всегда пребывают на небе, и тех, которых возвели на небо за благодеяния — Геркулеса, Ли — бера, Эскулапа, Кастора, Поллукса и Квирина».