Творения - [524]
Исходя из этих текстов мы можем провести несколько различений: с одной стороны, λόγος φύσεως, природная воля, природа, а с другой — способ существования, гномическая воля и выбор, лицо. Тогда самовластие и свобода первично относятся к природе, а к лицу только вторично, по происхождению от природы. Этот ряд различений позволяет, при его сравнении со взглядами оригенистов и Григория Нисского, сделАmb необходимые исправления. Пресыщение истинно познанным благом абсолютно невозможно. Ибо опыт зла ни в коей мере не является реализацией природы. Зло — это, собственно, несуществование, άνυπαρξία [3089]. Опыт зла не может образовывАmb необходимый элемент нашего желания блага, которое желанно само по себе. И более того, поскольку природа и лицо не тождественны, восстановление природы не влечет с необходимостью совершенного восстановления каждого лица. Свобода — неотчуждаемая часть человеческой природы; в своем чисто человеческом модусе она неотделима от возможности грешить[3090]; в своем божественном модусе во Христе она становится неущербно безгрешной (άναμάρτητος). Совершенство человеческой воли — в обретении твердости во благе, что соответствует само — благу, отождествлению блага и бытия в Боге. Желание Божественного блага, каковым является природная воля в своем собственном бытии, будет реализовано экзистенциально только в соответствии с обстоятельствами, в которых находится каждый человек. Конечная участь каждого будет также определяться расположением к благу, в котором каждый человек застается в момент его исхода из этого мира. Это определение участи человека относится к личному плану, а не к плану природы.
Но здесь мы уже касаемся проблемы апокатастасиса, относительно которой мы должны рассмотреть соответствующие тексты и исследования.
Глава VI. АПОКАТАСТАСИС
Мы уже видели, что Максим определенно отвергает и опровергает ошибки оригенистов относительно Энады так же, как и относительно предсуществовании душ. Казалось бы, и опровержение апокатастасиса, или всеобщего восстановления, даже и осужденных должно быть найдено в его антиоригенистических сочинениях. Однако на первый взгляд это не так. Мы не находим у него лобовой атаки и эксплицитного опровержения, но тем не менее, может быть, можно найти некое обоснованное отрицание? Думаю, что да. Но давайте для начала сделаем обзор предыдущих исследований.
В 1902 г. Мишо опубликовал свой труд «S. Maxime Le Confesseur et L'Apocatastase» [3091]°. Процитировав на латыни множество текстов, не всегда идущих к делу, и сопроводив их некоторыми краткими комментариями, он заключает, что Максим учил о завершении всего во благе. Вийе [3092], однако, утверждает, что Максим не воспринял учения, которое мы находим у Евагрия. Груммель[3093], ссылаясь на QD 13[3094], утверждает, что Максим придерживался умеренного учения об апо- катастасисе. Фон Бальтазар[3095] позднее уделил несколько страниц этому вопросу в эпилоге своего эссе об учении Исповедника. Он представил три серии текстов: 1) относящиеся к аду и вечному наказанию; 2) говорящие о реальном спасении человеческой природы без намека на то, что здесь может быть хотя бы одно исключение; 3) отказывающиеся дАmb более глубокое учение, чем, как можно не без оснований предположить, учение об апокатастасисе. Решение Максима, таким образом, не вероучительное, а практическое. Угроза вечного наказания необходима для новоначальных и подвизающихся (а кто может считАmb себя совершенным?); однако никто не знает глубины Божественной милости, поэтому лучше ограничить свое любопытство границами, допустимыми Писанием. Таково изложение фон Бальтазаром учения Максима; его собственное мнение о нем содержится в примечании [3096]: «Максим хочет сохранить как успех Божественного плана, так и угрозу вечных наказаний, которая висит над грешником. Его решение, кажется, дает основание считать, что это только угроза, которая может остаться неисполненной. С этой точки зрения оно неприемлимо».
Только недавно Ж. Гэт истолковал апокатастасис у Григория Нисского в абсолютном смысле[3097] и добавил, что Максим и Феодор Студит того же мнения. Я не готов обсуждАmb его мнение относительно Григория, но последующее исследование покажет, насколько опрометчиво он вынес суждение о Максиме.
Несомненно, возникает внутреннее противоречие всякий раз, когда теологи одновременно отстаивают — а католические теологи не могут не отстаивАmb — совершенство и всеобщность Божиего дела спасения во Христе и реальность бесконечного наказания, которое представляется неудачей в спасении. Мера и масштабы этого противоречия варьируются в зависимости от того, как оцениваются и понимаются оба полюса. Когда мы рассмотрим еще раз тексты, будет ясно, я надеюсь, что у Максима это противоречие изначально сохранялось, хотя он был столь впечатлен реальностью первого полюса, что не особенно подробно разработал противоположный. Но обратимся к текстам.
Речь о наказании, бесконечном проклятии, и даже большой акцент на этом довольно часто встречается у Максима. Во — первых, увещевание к сокрушению сердечному занимает две трети второй половины
