Творения - [7]

Нахмурив свои лица,

Глядят из старых рам.

<1910>

37 . "Слоны бились бивнями так…"

Слоны бились бивнями так,

Что казались белым камнем

Под рукой художника.

Олени заплетались рогами так,

Что казалось, их соединял старинный брак

С взаимными увлечениями и взаимной неверностью.

Реки вливались в море так,

Что казалось: рука одного душит шею другого.

<1910–1911>

38 . "Люди, когда они любят…"

Люди, когда они любят,

Делающие длинные взгляды

И испускающие длинные вздохи.

Звери, когда они любят,

Наливающие в глаза муть

И делающие удила из пены.

Солнца, когда они любят,

Закрывающие ночи тканью из земель

И шествующие с пляской к своему другу.

Боги, когда они любят,

Замыкающие в меру трепет вселенной^*,

Как Пушкин — жар любви горничной Волконского^*.

<1911>

39 . "Мои глаза бредут, как осень…"

Мои глаза бредут, как осень,

По лиц чужим полям,

Но я хочу сказать вам — мира осям^*:

«Не позволям^*».

Хотел, бы шляхтичем на сейме,

Руку положив на рукоятку сабли,

Тому, отсвет желаний чей мы,

Крикнуть, чтоб узы воль^* ослабли.

Так ясневельможный пан Сапега^*,

В гневе изумленном возрастая,

Видит, как на плечо белее снега

Меха надеты горностая.

И падает, шатаясь, пан

На обагренный свой жупан…

<1911>

40 . Сон лихача

Зачем я сломил

Тело и крыло

Летевшей бабурки^*?

Плачет село

Над могилой девчурки.

<1911>

41 . "Как два согнутые кинжала…"

Как два согнутые кинжала,

Вонзились в небо тополя,

И, как усопшая, лежала

Кругом широкая земля.

Брошен в сумрак и тоску,

Белый дворец стоит одинок.

И вот к золотому спуска песку,

Шумя, пристает одинокий челнок.

И дева пройдет при встрече,

Объемлема власами своими,

И руки положит на плечи,

И, смеясь, произносится имя.

И она его для нежного досуга

Уводит, в багряный одетого руб^*,

А утром скатывает в море подруга

Его счастливый заколотый труп.

<1911>

42 . "Очи Оки…"

Очи Оки

Блещут вдали.

<1911–1912>

43 . "Наш кочень очень озабочен…"

Наш кочень^* очень озабочен:

Нож отточен, точен очень!

<1911–1912>

44 . "Когда над полем зеленеет…"

Когда над полем зеленеет

Стеклянный вечер, след зари,

И небо, бледное вдали,

Вблизи задумчиво синеет,

Когда широкая зола

Угасшего кострища

Над входом в звездное кладбище

Огня ворота возвела, —

Тогда на белую свечу,

Мчась по текучему лучу,

Летит без воли мотылек.

Он грудью пламени коснется,

В волне огнистой окунется,

Гляди, гляди, и мертвый лег.

1911–1912

45 . "Снежно-могучая краса…"

Снежно-могучая краса

С красивым сном широких глаз,

Твоя полночная коса

Предстала мне в безумный час.

Как обольстителен и черен

Сплетенный радостью венок,

Его оставил, верно, ворон,

В полете долгом одинок.

И стана белый этот снег

Не для того ли строго пышен,

Чтоб человеку человек

Был звук миров, был песнью слышен.

1911–1912

46 . Ирония встреч

Ты высокомерно улыбнулась

На робкий приступ слов осады

И ты пошла, не оглянулась,

Полна задумчивой досады.

Да! Дерзко королеву просить склонить

Блеск гордых губ.

Теперь я встретился. Угодно изменить

Судьбе тебя: ты изучала старый труп.

<1912>

47 . "Зеленый леший — бух лесиный…"

Зеленый леший — бух^* лесиный

Точил свирель,

Качались дикие осины,

Стенала благостная ель.

Лесным пахучим медом

Помазал кончик дня

И, руку протянув, мне лед дал,

Обманывая меня.

И глаз его — тоски сосулек —

Я не выносил упорный взгляд:

В них что-то просит, что-то сулит

В упор представшего меня.

Вздымались руки-грабли,

Качалася кудель

И тела стан в морщинах дряблый,

И синяя видель.

Я был ненароком, спеша,

Мои млады лета,

И, хитро подмигнув, лешак

Толкнул меня: «Туда?»

<1912?>

48 . "Когда умирают кони, дышат…"

Когда умирают кони — дышат,

Когда умирают травы — сохнут,

Когда умирают солнца — они гаснут,

Когда умирают люди — поют песни.

<1912>

49 . "Закон качелей велит…"

Закон качелей велит

Иметь обувь то широкую, то узкую.

Времени то ночью, то днем,

А владыками земли быть то носорогу, то человеку.

<1912>

50 . "Сон — то сосед снега весной…"

Сон — то сосед снега^* весной,

То левое непрочное правительство в какой-то думе.

Коса то украшает темя, спускаясь на плечи, то косит траву.

Мера то полна овса, то волхвует словом.

<1912>

51 . "Когда рога оленя подымаются над зеленью…"

Когда рога оленя подымаются над зеленью,

Они кажутся засохшее дерево.

Когда сердце н<о>чери^* обнажено в словах,

Бают: он безумен.

<1912>

52 . Па-люди

Птица, стремясь ввысь,

Летит к небу,

Панна, стремясь ввысь,

Носит высокие каблуки.

Когда у меня нет обуви,

Я иду на рынок и покупаю ее.

Когда у кого-нибудь нет носу,

Он покупает воску.

Когда у народа нет души,

Он идет к соседнему

И за плату приобретает ее —

Он, лишенный души!..

<1912>

53 . "Я победил: теперь вести…"

Я победил: теперь вести

Народы серые я буду.

В ресницах, вера, заблести,

Вера, помощница чуду.

Куда? Отвечу без торговли:

Из той осоки^*, чем я выше,

Народ, как дом, лишенный кровли,

Воздвигнет стены в меру крыши.

Лето 1912

54 . "Гонимый — кем, почем я знаю?.."

Гонимый — кем, почем я знаю?

Вопросом: поцелуев в жизни сколько?

Румынкой^*, дочерью Дуная,

Иль песнью лет про прелесть польки^*, —

Бегу в леса, ушелья, пропасти

И там живу сквозь птичий гам.

Как снежный сноп, сияют лопасти

Крыла, сверкавшего врагам.

Судеб виднеются колеса

С ужасным сонным людям свистом.

И я, как камень неба, несся

Путем не нашим и огнистым.

Люди изумленно изменяли лица,

Когда я падал у зари.

Одни просили удалиться,

А те молили: «Озари».