Творения - [61]

Через стекло самоката

В уши богатым седокам самоката,

Недотрогам войны,

Несется: «Где мои сыны?»

Из горбатой мохнатой хаты.

Русского мяса

Вывоз куй!

Стала Россия

Огромной вывеской.

И на нее

Жирный палец простерт

Мирового рубля.

«Более, более

Орд

В окопы Польши,

В горы Галиции!»

Струганок войны стругает, скобля,

Русское мясо,

Порхая в столице.

Множество стружек —

Мертвые люди!

Пароходы-чудовища

С мерзлыми трупами

Море роют шурупами,

Воют у пристани,

Ждут очереди.

Нету сынов!

Нету отцов!

Взгляд дочери дикий

Смотрит и видит

Безглазый, безустый мешок

С белым оскалом,

В знакомом тулупе.

Он был родимым отцом

В далекой халупе.

Смрадно дышит,

Хрипит: «Хлебушка, дочка…»

· · ·

Обвиняю!

Темные глаза Спаса

Белых священных знамен,

Что вы трепыхались

Над лавками

Русского мяса

Молча,

И не было упреков и желчи

В ясных божественных взорах,

Смотревших оттуда.

А ведь было столько мученья,

Столько людей изувечено!

И слугою войны — порохом

Подано столько печенья

Из человечины

Пушкам чугунным.

Это же пушек пирожного сливки,

Сливки пирожного,

Если на сучьях мяса обрывки,

Руки порожние —

Дали…

Сельская голь стерегла свои норы.

Пушки-обжоры

Саженною глоткой,

Бездонною бочкой

Глодали,

Чавкая,

То, что им подано

Мяса русского лавкой.

Стадом чугунных свиней,

Чугунными свиньями жрали нас

Эти ядер выше травы скачки.

Эти чугунные выскочки,

Сластены войны,

Хрустели костями.

Жрали и жрали нас, белые кости,

Стадом чугунных свиней.

А вдали свинопас,

Пастух черного стада свиней, —

Небо синеет, тоже пьянея,

Всадник на коне едет.

Мы были жратвой чугуна,

Жратвою, — жратва!

И вдруг же завизжало,

Хрюкнуло, и над нею братва, как шершнево жало,

Занесла высоко

Кол

Священной

Огромной погромной свободы.

Это к горлу же

Бэ

Приставило нож, моря тесак,

Хрюкает же и бежит, как рысак.

Слово «братва», цепи снимая

Работорговли,

Полетело, как колокол,

Воробьем с зажженным хвостом

В гнилые соломенные кровли.

Свободы пожар! Пожар. Набат.

Хрюкнуло же, убежало. — Брат!

Слово «братва» из полы в полу, точно священный огонь,

На заре

Из уст передавалось

В уста, другой веры завет.

Шепотом радости тихим.

Стариковские, бабьи, ребячьи шевелились уста.

Жратва на земле

Без силы лежала,

Ей не сплести брони из рогож.

И над ней братва

Дымное местью железо держала,

Брызнувший солнцем ликующий нож.

Скоро багряный

Дикой схваткой двух букв,

Чей бой был мятежен.

Азбуки боем кулачным

Кончились сельской России

Молитвы, плач их. Погибни, чугун окаянный!

И победой бэ,

Радостной, светлой,

Были брошены трупные метлы,

Выметавшие села,

И остановлен

Войны праздничный бег,

Работорговли рысь.

Дикие, гордые, вы,

Хлынув из горла Невы,

В рубахах морской синевы,

На Зимний дворец,

Там, где мяса главный купец

За черным окном,

Направили дуло.

Это дикой воли ветер,

Это морем подуло.

Братва, напролом!

Это над морем

«Аврора»^*

Подняла: «Наш».

«Товарищи!

Порох готовлю».

Стой, мертвым мясом

Торговля.

Браток, шарашь!

Несите винтовок,

Несите параш

В Зимний дворец.

Годок, будь ловок.

Заводы ревут: «На помощь».

Малой?

Керенского сломишь?

В косматой шкуре греешь силы свои.

Как слоны, высоко подняв хоботы,

Заводы трубили

Зорю

Мировому братству: просыпайся,

Встань, прекрасная конница,

Вечно пылай, сегодняшняя бессонница.

А издалека, натягивая лук, прошлое гонится.

Заводы ревут:

«Руки вверх» богатству.

Слонов разъяренное стадо.

· · ·

Зубы выломать…

Глухо выла мать:

Нету сына-то,

Есть обрубок…

И целует обрубок…

Колосья синих глаз,

Колосья черных глаз

Гнет, рубит, режет

Соломорезка войны.

1921

217 . Переворот в Владивостоке

День без костей. Смена властей…

Переворот.

Линяют оборотни;

Пешие толпы, конные сотни.

В глубинах у ворот,

В глубинах подворотни,

Смуглый стоит на русских охотник.

Его ружье листом железным

Блестит, как вечером болото.

И на губах дыханье саки^*

И песня парней Нагасаки.

Здесь боевое, служебное место,

А за волною — морская невеста.

У самурая

Смотрел околыш боем у Цусимы,

Как повесть мести, полный гневом,

Блестел.

«Идите прочь», — неслась пальбы суровой речь,

Речь, прогремевшая в огне вам!

Над городом взошел заморский меч.

И он, как месяц молодой,

Косой, кривой…

Сноп толп, косой пальбы косимый,

Он тяжко падал за улицы на свалку.

Переворот… дыхание Цусимы.

Тела увозят на двуколке.

И алое в бегах,

Торопится, течет, спешит рекою до зареза,

Железо и железо!

Где зелень прежняя? Трава бывалая?

И знамя алое?

И ты, зеленый плащ пророка?

Тебя забыл дол Владивостока!

Он, променяв для новых дел,

Железною щетиною поседел!

Как листьями рагоз^*

Покрытые, ряды пехоты

Идут спокойно, молчаливо,

Как листьями рагоз покрытое болото,

Как листьями рагоз покрыто дно залива.

На суд очей далекого залива

Проходит тесная пехота.

Настойчив, меток

Ком дроби беглых глаз!

И город взят зарядом

Упорной сотни глаз.

И пыль, взметенная снарядом,

Опять спокойно улеглась.

И мертвых ищет водолаз.

Потом встает, в морских растениях,

И видят все: он поседел,

И выпал снег на строгом бобрике.

С народом морозов — народы морей!

Боги мороза, — на лыжи скорей!

Походка тверда самурая.

Праздника битвы уснувшего края.

А волны пели: звеним! звеним!

Вприпрыжку шашка шла за ним,

Как воробей, скакала по камням мостовой

И пищи искала — кто здесь живой?

Вот песнь: меняйте смерть на беглеца, —

Два жребия пред вами!

Кому поссориться случилось —

Бывало, босая девчонка спешит за мальчишкой

Вприпрыжку, босая, кляня!