Творения - [58]

А зеркало, его долой —

Бах кулаком!

— Себя окровянил.

Склянка красных чернил это зеркало.

— Вояка с зеркала куском!

Порой жестоки зеркала. Они

Упорно смотрят,

И судей здесь не надо —

Поболее потемок!

— Годок!

Дай носовой платок!

— Владимир!

Володя!

— Он вымер! Он вымер

Сегодня!

Вымер и вымер!

Тебя не услышит!

Согнутый на полу

Владеет миром.

И не дышит.

— А это что? Господская игра,

Для белой барышни потеха?

Сидит по вечерам

И думает о муже,

Бренчит рукою тихо.

И черная дощечка

За белою звучит

И следует, как ночь

За днем упорно.

Кто играет из братвы?

— А это можем…

Как бахнем ложем…

Аль прикладом…

Глянь, братва,

Топай сюда,

И рокот будет, и гром, и пение…

И жалоба,

Как будто тихо

Скулит под забором щенок.

Щенок, забытый всеми.

И пушек грохот грозный вдруг подымется,

И чей-то хохот, чей-то смех подводный и русалочий.

Столпились. Струнный говор,

Струнный хохот, тихий смех.

— Прикладом бах!

Бах прикладом! — Смейся море!

Море смейся! Большой кулак бури,

Сегодня ходи по ладам…

В окопы неприятеля снарядом… раз!

В землянках светлый богоматери праздник,

Где земляки проводят тихо.

Нужду сначала кормят

Белым телом,

А потом червей.

Две смены, две рубашки:

Одна другой тесней.

Одно и то же кушанье двум едокам.

Ишь, зазвенели струны!

Умирать полетели.

Долго будет звенеть

Струнная медь.

— Вдарь еще разок,

Годок!

Гудит, как пчелы,

Когда пчеляк отымет мед.

Бах! Бах!

— Ловко, моряки.

Наше дело морское:

Бей и руши!

Бей и круши!

Ломите, ломайте.

Грабьте и грабьте,

Морские лапти!

Смелей! Не робь!

Не даром пухли,

Чинить найдутся,

А эту рухлядь,

Этот ящик, где воет цуцик,

На мостовую

За окно!

Пугать соседок

Эдак!

— Это дело подходящее,

Море, бурное оно.

Это по-нашенски,

А не по-нищенски.

Вдребезги

Ббаам-паах!

— Нынче море разгулялось,

Море расходилось,

Море разошлось.

Экая сила.

— Никого не задавило?

— Никак нет.

Только трех муравьев,

Вышедших на разведку.

Пылища. Силища!

— Где винтовка, детка?

Годок, сними того грача?

— Сейчас!

Тах!

Готов.

Попал?

— Упал.

Мертв.

— А где старуха?

Мать, ты здесь?

Жратвы!

Вина и лососины!

И скатерть белую.

Цветы. Стаканы.

Будет пир, как надо.

Да чтоб живей,

И мясо и жаркого,

Не то согнем в подкову!

— Годочки, будем шамать,

Ашать, браточки, кушать.

Жрать.

Сейчас пойдет работа-мама!

И за скулою затрещит.

А все же пахнет,

От мертвых дух идет.

— Владимир!

— Владимира ей надо — стонет!

А нас забыла, нас не хочет!

Давайте все морочить:

— Мы здесь!

— Я здесь, Оля!

— Я здесь, Нина!

— Я здесь, Верочка!

— Мяу!

— Вот смехота!

Тонким голосом

Кричи по-бабьему.

— Ребята, не балуйтесь

У гроба, у смерти.

— А ловко ты

Прикладом вдарил.

Как оно запоет,

Зазвенит, заиграет и птицей, умирая, полетело.

Аж море в непогоду.

Слушай, там в дверях

Дощечка:

«Прошу стучать».

Браток поставил «ка» — вышло:

«Прошу скучать»

На дверях гроба молодого,

Где сестры мертвого и вдовы.

Ха-ха-ха!

Какое дышло.

— И точно, есть о ком

Скучать той барышне-вдове

С седыми волосами.

Мы, ветер, принесли ей снег.

Ветер моря.

Море, так море!

Так, годочки,

Мы пройдем, как смерть

И горе.

С нами море!

С нами море!

Трупы валяются.

Море разливанное,

Море — ноздри рваные,

Да разбойничье,

Беспокойничье.

Аж грозой кумачовое,

Море беспокойничье,

Море Пугачева.

— Я верхним чутьем

Белого зверя услышал.

Олень! Слышу,

Пахнет белым!

Как это он бахнет!

За занавеской стоял,

Притаился, маменькин сынок.

Дал промах

И смеется.

Я ему: «Стой, малой!»

А он:

«Даешь в лоб, что ли?»

«Вполне свободно», — говорю.

Трах-тах-тах!

Да так весело

Тряхнул волосами,

Смеется,

Точно о цене спрашивается,

Торгуется.

Дело торговое,

Дело известное,

Всем один конец,

А двух не бывать.

К богу мать!

А, плевать!

«Вполне свободно, — говорю, —

Это можно,

Эту милость может

Море оказать».

Трах-тах-тах!

Вот как было:

Стоит малой:

«Даешь в лоб, что ли?» —

«Вполне свободно», —

Отвечаю.

Трах-тах-тах! Дым! И воздух обожгло.

Теперь лежит, златоволосый,

Чтобы сестра, рыдая, целовала.

«Киса, моя киса,

Киса золотая».

— Девочка, куда?

Пропуск на кошку!

Стой!

— Годок, постой,

Нет пропуска на кошку.

В окошко!

— Как звать?

— Марусей.

— Мы думали, маруха,

Это лучше.

— За стол садитесь, гости.—

Прямая, как сосна,

Старуха держится.

А верно, ей сродни Владимир.

Сын. Она угрюма и зловеща.

«Из-под дуба, дуба, дуба!»

Часам к шести.

Налей вина, товарищи.

Чтоб душу отвести!

Пей, море,

Гуляй, море,

Шире, больше!

Плещись!

Чтоб шумело море,

Море разливанное!

«Свадьбу новую справляет

Он веселый и хмельной… и хмельной»…

Вот денечки.

— Садись, братва, за пьянку!

За скатерть-самобранку.

«Из-под дуба, дуба, дуба!»

Садись, братва!

— Курится?

— Петух!

— О, боже, боже!

Дай не закурить.

Моя-тоя потухла.

Погасла мало-мало.

Седой, не куришь — там на небе?

— Молчит.

Себя старик не выдал,

Не вылез из окопа.

Запрятан в облака.

Все равно. Нам водка, море разливанное,

А богу — облака. Не подеремся.

Вон бог в углу —

И на груди другой

В терну колючем,

Прикованный к доске, он сделан,

Вытравлен

Порохом синим на коже —

Обычай морей.

А тот свечою курит…

Лучше нашей — восковая!

Да, он в углу глядит

И курит.

И наблюдает.

На самоварную лучину

Его бы расколоть!

И мелко расщепить.

Уголь лучшего качества!

Даром у него

Такие темно-синие глаза,

Что хочется влюбиться,

Как в девушку.

И девушек лицо у бога,

Но только бородатое.

Двумя рядами низко

Струится борода,

Как сумрачный плетень

Овечьих стад у озера,

Как ночью дождь,

Глаза передрассветной синевы,