Творение и анархия. Произведение в эпоху капиталистической религии - [10]

Способность-не– это не другой вид способности, отличный от способности-к-: это бездействие последней, результат отключения схемы способность/действие. Это и есть главная точка пересечения между способностью-не– и бездействием. Как Жозефина благодаря своему неумению петь лишь издаёт писк, свойственный всем мышам, но при этом сам её писк «освобождён от оков повседневности» и показан во всей своей «истинной сущности», так и способность-не-, приостанавливая переход к действию, нейтрализует способность и демонстрирует её как таковую. Способность не петь – это, в первую очередь, приостановка способности петь и её демонстрация, не просто переходящая в действие, а обращающаяся к самой себе. Это значит, что нет способности не петь, которая предшествует способности петь и должна аннулироваться для того, чтобы способность могла реализоваться в пении: способность-не– это внутреннее сопротивление способности, не позволяющее ей просто исчерпаться в действии и заставляющее её обратиться к себе самой, превратить себя в potentia potentiae[12], стать способной на собственную неспособность.

Произведение – например, картина «Менины»¹⁸, – создаваемое в результате этой приостановки способности, представляет не только свой объект: вместе с ним оно представляет способность – искусство, – при помощи которой оно было написано. Так и великая поэзия говорит не только то, что говорит, но также сообщает тот факт, что она это говорит, говорит о способности и неспособности сказать это. Живопись – это приостановка и демонстрация способности взгляда, как поэзия является приостановкой и демонстрацией способности языка.

В нашей традиции принято мыслить бездействие как некую самореференцию, обращение способности к самой себе. В известном фрагменте из книги XII «Метафизики» (1074b, 15–35) Аристотель утверждает, что «мышление [noesis, акт мышления] […] есть мышление о мышлении [noeseos noesis]»¹⁹. Формула Аристотеля не означает, что мышление берёт за объект само себя (если бы это было так, образовалось бы – перефразируя логическую терминологию – с одной стороны, метамышление, с другой – мысль-объект, осмысленная, но немыслящая мысль).

Апория, в предложении Аристотеля, касается самой природы nous[13], которая в трактате «О душе» была определена как бытие способности («ум по природе не что иное, как способность», и ничто «до того, как оно мыслит, не есть что-либо действительное из существующего» – «О душе» 429а, 21–24)²⁰, а во фрагменте из «Метафизики», напротив, определяется как чистое действие, чистая noesis:

Если же он мыслит, но это зависит от чего-то другого (ибо тогда то, что составляет его сущность, было бы не мыслью [noesis, деятельность мышления], а способностью [мыслить]), то он не лучшая сущность […]. Если ум есть не деятельность мышления, а способность к ней, то, естественно, непрерывность мышления была бы для него затруднительна»²¹.

Эта апория разрешится, если мы вспомним, что в трактате «О душе» философ написал, что nous, когда становится в действии каждым мыслимым, «тогда он точно так же есть некоторым образом в возможности […] и тогда он способен мыслить самого себя» («О душе» 429Ь, 9—10)²². В то время как в «Метафизике» мышление мыслит само себя (то есть имеет место чистое действие), в трактате «О душе» вместо этого речь идёт о способности, которая в той мере, в какой может не переходить в действие, остаётся свободной, бездействующей и может таким образом мыслить сама себя: нечто вроде чистой способности.

Именно благодаря этому пребыванию способности в бездействии становится возможным мышление мышления, живопись живописи, поэзия поэзии.

Если самореференция подразумевает изначальный избыток способности в каждом случае реализации действия, тогда следует помнить, что правильно мыслить самореференцию прежде всего значит каждый раз отказываться от схемы субъект/объект, отключать её. В картине Веласкеса или Тициана живопись (la pictura picta[14]) – это не объект пишущего её субъекта (pictura pingens[15]), подобно тому как в «Метафизике» Аристотеля мышление – это не объект мыслящего субъекта, что было бы абсурдом. Напротив, живопись живописи означает только то, что живопись (способность к живописи, la pictura pingens) выражается и застывает в акте живописи точно так же, как поэзия поэзии означает, что язык выражается и застывает в стихотворении.

Я заметил, что в этих размышлениях об акте творения постоянно возвращается термин «бездействие». Возможно, здесь мне стоит попытаться очертить хотя бы элементы того, что я хотел бы определить как «поэтику – или политику – бездействия». Я добавил термин «политика», потому что при попытке иначе мыслить poiesis, деятельность людей, невозможно не поставить под сомнение также наше понимание политики.

В одном из фрагментов «Никомаховой этики» (1097Ь, 22 и след.) Аристотель поднимает вопрос о том, что является делом человека, и в какой-то момент предлагает гипотезу, что у человека вообще нет собственного дела, что человек по сути своей бездеятелен:

…подобно тому как у флейтиста, ваятеля и всякого мастера [technites