Творчество Лесной Мавки - [61]

- Почему ты?.. Как ты нашла меня?..

- С трудом. В военкомате не говорили, я позвонила маме Мишки Давыдова, спросила его адрес, знала, что вы вместе тут…

Саша невольно вздрогнул: Мишка вторую неделю числился пропавшим без вести. Тот, что в один из первых дней, стыдливо запершись в туалете, рыдал — нелегко привелось стрелять в живого человека.

- Здесь у всех спрашивала, как идти…Нет, я не заложила, говорила, что частный адрес и вообще там моя бабушка живет.

- Так. Сейчас я отвезу тебя на вокзал. Первым же рейсом — домой. Это не место для свиданий. Здесь война, понимаешь ты — война! — Саша сорвался на крик.

- А поезда не ходят, — жалостно улыбнулась Богдана. — Я на попутных добиралась.

- Ладно, — парень призадумался. — До вечера я постараюсь найти человека, который тебя отвезет.

- Но я не хочу домой. Там мне не дом, ты знаешь.

- Здесь ты не останешься.

- Не гони меня. Пожалуйста. — Он не любил такие минуты, когда Богдана становилась потерянной и жалкой.

- Что я буду с тобой делать? Для меня эта война — работа. Трудная, грязная, но — работа. Я не смогу возиться с тобой, и одну тебя тоже нельзя бросить.

- А что здесь и на улицах стреляют? — с любопытством ребенка, сующего пальчик в огонь, спросила Богдана.

- Стреляют. А харошэнький дэвушка, — (он довольно нескладно изобразил кавказский акцент), — еще иногда насилуют и делают много гадких и страшных вещей. Лучше тебе уехать, Богдана. Я скоро вернусь, обещаю тебе, мы поженимся. Только подожди меня дома, — он разговаривал с нею, как с малым ребенком, терпеливо и строго, и девушка возроптала.

- Никуда я не поеду. Мне терять нечего.

VI

(За год до описываемых событий)

За окном угасало лето, шумели высокие каштаны, кое-где уже с рыжей осенней проседью, и среди поблекшей листвы зрели в колючих оболочках веселые плоды. Богдана распахнула окно. Встала на узкий подоконник. Под сердцем противно зашевелился липкий страх. Ветер головокружительной высоты бросился в лицо. Только бы агония была недолгой. Не сметь медлить, — сказала Богдана вслух, слизнув единственную слезинку с уголка губ.

В запоздалый крик ворвался холодный ветер, мелькнули пыльные ветви старых деревьев, беспомощный страх оглушил Богдану, и вот тело ее оказалось словно раздроблено, глубина неба слилась с чернотой безжалостного асфальта, и мир погас.

Дорога черной змеей скользила под колеса. Тревожно кричала сирена «Скорой помощи». Зная, что от него зависит не меньше, чем от врача, водитель был предельно внимателен, собственные обиды притихли, не смели сейчас вспоминаться.

Он верил женщине. Зачем, интересно, встречаются и обманываются люди, обреченные потом болезненно расстаться? У судеб есть черновики. Но в душе остается горький след, шрам от этих черновых, зачеркнутых встреч, дней, надежд…

Минуя пестрые цветочные клумбы, тяжелая машина подъехала к дому с тыла. Поодаль, истово крестясь, стояла перепуганная старушка в вылинялом платье. Другая женщина, помоложе, смотрела равнодушно и почти презрительно.

Девушка, лежавшая у подножия дома, напоминала разорванную тряпичную куклу. Саша подошел к ней, сдерживая слезы. Он сам в последнее время думал о чем-то подобном, и вот, как нарочно, увидел, как это выглядит наяву.

Парень склонился над несчастной. Она была жива: из полуоткрытых губ вырывался хрип. Бережно и неловко Саша поднял ее, невелика была тяжесть этого жалкого, разбитого тела. Он донес ее до машины, помог врачу уложить на носилки.

За несколько лет работы Саше пришлось повидать многое, у него уже сформировался навык отстраняться от чужих бед. Но что-то в душе дрогнуло и надломилось при виде красивого ребенка, растерзанного перед домом, бессмысленно вытаращившим глазницы окон.

- Ну, как она?

Дежурство закончилось, на выезды уже ездил сменщик, и Саша третий час томился в угнетающем, белесом больничном коридоре возле реанимации, сам не понимая, что за сила его здесь удерживает.

- Собирали, как мозаику, — мрачно пошутил усталый хирург. — Молодая, выкарабкается. Не понимаю, что может случиться в жизни, из-за чего стоило бы так себя увечить… А тебе-то чего? Ты ее знал раньше?

- Нет, — признался Саша. Откровенничать он не собирался: не любил впускать в душу посторонних. — Как друга тебя прошу: сделай всё, что можно.

- Сделал. Остается ждать.

Благодаря своей работе Саша не преувеличивал собственные тяготы, как бы соразмеряя их с тем, что случается у других. Когда каждый день видишь чьи-то муки, учишься ценить жизнь.

В мире, предоставившем им выживать, эти двое отчаянно хватались друг за друга, как жертвы кораблекрушения в открытом море, и, может быть, подчас взаимным состраданием тихонько подменяли любовь.

VII

Горячее, страшное зарево подымалось над хаосом чужих домов, тишина была похожа на крик. Над землей таяли клочья багрового тумана, в небе реяли огромные черные птицы. Взошла ослепительная луна, большая, созревшая до полного круга. Птица стремительно приблизилась к ней, вонзила стальной клюв, и небо пошатнулось; налетел другой ворон, третий, они терзали луну, и вскоре ночь опустела. Дома исчезли, улица расступилась, видна стала полуразрушенная старинная церковь. Над разбитым куполом сиял покосившийся золотой крест: религия возвеличивает орудие казни. Над церковью взметнулось пламя, оно билось и мерцало, представлялось живым и хищным существом, и храм больше не был разрушенным, он ожил, и за распахнутой дверью видны были силуэты людей в черных одеждах. Вдруг по скрижалю неба прошла, оскалилась трещина молнии. Человек поспешил отвести глаза: не то сейчас он бы увидел Бога, а тот, кому это доведется, слепнет. Правда, слепым от рождения он завидовал — хорошо в убогой косности мира ощупью придумать свой мир, не видя многого, что видеть страшно и стыдно.