Твокер. Иронические рассказы из жизни офицера. Книга 2 - [40]

(Вот и весь вклад в общее дело. Не повезло. Дальнейший рассказ ведется уже как свидетель происходящего. Комбат.)

В это время скачет передо мной на белой лошади дежурный штаб-офицер нашего отряда, известный Лев Львович Альбранд, восторженный и пылкий, как всегда. Подскакавши к оробевшим войскам, он сказал: «Не хотите идти вперед, люблинцы, так посмотрите, как честный солдат должен умирать за царя» и с этим, ударив лошадь, вскочил по крутизне к самым неприятельским завалам. Через минуту и лошадь и он катились вниз – лошадь убитая, а Альбранд с разбитой рукой и плечом и имея весь сюртук и фуражку пронизанными пулями от неприятельского залпа. Тем не менее, воодушевленные им люблинцы, поддержанные, впрочем, навагинцами, зашедшими во фланг неприятелю, вскоре завладели завалами и очистили главному отряду эту преграду.

(То есть солдаты-люблинцы, дождавшись окончания манёвра взаимодействующих с ними навагинцев, о чём упоминается, сквозь зубы, устыдившись слов не в меру пылкого незнакомого офицера, в своё время успешно, выполнили свою задачу. Но основная заслуга в этом, естественно, в том воодушевлении, которое вселил в них дежурный офицер, который и заслуживает самой высокой награды! Комбат).

«Осада Кавказа» Д. М. Дондуков-Корсаков Мои воспоминания. 1845–1846.

К. К. Бенкендорф продолжает:

Близко за литовцами следовали саперы, за ними грузинская дружина, бросившаяся на завалы вслед за литовцами. Но проворнее всех оказалась молодежь Главной квартиры, которая, в своей жажде славы и успехов и счастливая воспользоваться случаем, стала в голове колонн, и здесь мы увидели нечто совершенно небывалое – группа молодых офицеров, благодаря только одной стремительности и храбрости, одна берет подряд три ряда завалов.

(Вот они – настоящие герои! Комбат.)

Дальше К. К. Бенкендорф позволяет себе бестактную критику в адрес руководства:

Поразительно, с каким легкомыслием была задумана и исполнена эта операция доставки сухарей в лагерь, и эта кровавая сухарная оказия останется навсегда тяжелым упреком на памяти графа Воронцова, совершившего здесь целый ряд ошибок и несообразностей. Сигнальная ракета; была пущена, и войска нашей «сухарной оказии» вошли в лес, прошли его, провели ночь на высоте и вернулись обратно II-го:

Но это были только жалкие остатки! Они мужественно пробились сквозь тысячи неприятелей и сквозь груды тел. Никакие распоряжения, ни общие, ни частные, не были применимы в этой убийственной местности: укрываясь деревьями, завалами, укреплениями, горцы стреляли с удобствами, не торопясь, и били на выбор наших солдат, охранявших и оборонявших транспорт и остававшихся беззащитными. Потери были громадные, но, по крайней мере, одинаковые для обеих сторон; горцы были изумлены. Для нас потери эти, сравнительно, были ощутительнее: противник был у себя, его силы удваивались каждый день, между тем как ряды наших бойцов поредели, и только непомерно увеличивалось число раненых, многочисленность которых не переставала создавать нам новые затруднения. Эта кровавая экспедиция 10-го и 11-го, названная солдатами «сухарной оказией» или «сухарницей». (Речь идёт о посылке через лес, занятый горцами отряда с обозом за продовольствием (сухарями).

В дни 10-го и 11-го в этой сухарной оказии мы потеряли: убитыми: двух генералов (Викторова и Пассека), трех штаб-офицеров, 14 обер-офицеров и 446 нижних чинов; ранеными, преимущественно тяжело и по нескольку раз: обер-офицеров 34 и нижних чинов 715; контужеными: обер– офицеров 4 и нижних чинов 84; и 122 человека нижних чинов без вести пропавших.

Насколько несообразно были велики потери, видно из сравнения сил отряда 6 июля, перед движением в Дарго (50 штаб– и обер-офицеров, 850 унтер-офицеров и 8825 нижних чинов) и 13 июля при выступлении в Герзель-аул и раненых при обозе было: офицеров 57 и 1254 человек нижних чинов.

«Осада Кавказа» К. К. Бенкендорф. Воспоминания. 1845

Чтобы уменьшить наш громадный обоз, затрудняющий наше движение, и чтобы отвести под настоящих и будущих раненых возможно большее число лошадей, мы сожгли, какое возможно было, имущество, палатки разодрали по полотнищам, и каждый солдат взял достаточное количество полотна для перевязки ран, могущих им быть полученными. В этот вечер мы роскошно поужинали остатками наших запасов и вслед за другими принялись уничтожать свое имущество. Я сам сжег свои эполеты и аксельбанты с вензелями Государя, чтобы быть уверенным, что они не попадут в руки неприятеля; свою гербовую печать я передал барону Николаи, так как канцелярия и дела самого графа Воронцова, понятно, имели больше прав на сбережение и сохранение. Затем я положил в карман четыре плитки сухого бульона, а мои слуги оставили, кроме того, кастрюлю и рис; вот и все наши запасы на восемь дней марша.

Всякое правильное распоряжение делалось невозможным, воцарился общий беспорядок: масса черводаров (наемные погонщики из персиян при транспорте), армяне, маркитанты со всем их скарбом, милиционеры – все это в ужасе и смятении смешалось с войсками; многих из них, говорят, солдаты в досаде кололи.

(Вот вам яркий пример правила: «Сам погибай, а товарища…,» Комбат)