— А теперь ступай, ангел мой, любовь моя! — восклицал он прерывающимся от эмоций голосом. — Уходи отсюда. Я приму снотворное лишь после того, как ты возвратишься домой. Да будут отныне блаженны все дни твоей жизни, Мейзи! Где бы в бескрайней Вселенной ни витала моя душа, из ее памяти никогда не изгладится благодарность за то, чем ты рисковала и что сделала для меня сегодня! Ночью меня окутает последняя сладостная дрема и я буду лежать здесь, глядя на твои розы, думая о твоих руках… О них будет последняя моя на этом свете мысль… Прекрасные, милые руки, даровавшие мне избавление от страданий…
Когда же он уймет наконец свои излияния? Чтобы не расхохотаться ему в лицо, Мейзи готова была заткнуть себе рот носовым платком. Она боялась лопнуть от распиравшего ее смеха, живо представив себе Марка, который таращит глаза на красные розы, лежа в кровати и поглощая совершенно безвредные витамины.
Лишь на следующий день, узнав о том, что прошедшей ночью Марк Уилкинсон умер от смертельной дозы снотворного, она поняла, какую нелепую допустила оплошность.
Должно быть, прихорашиваясь в ванной, она на секунду поставила баночку с витаминами на полку, а затем в спешке непроизвольно схватила и принесла Марку другую — с настоящим снотворным.
Какая досада! Не случись этой дурацкой промашки, ее хитрость удалась бы на славу и не было бы сейчас у Мейзи ни малейшей причины для тревог и волнений.
Как же это получилось, что ее руки, эти красивые белые руки, вдруг так подло ее выдали?
Перевел с английского Геннадий ДМИТРИЕВ.
