Тверской гость - [135]

Дня за три до отъезда Никитин зашел в церковку к Алексею, внес дар золотой венец с тремя рубинами и жемчугом.

Отец Алексей от такого богатства сомлел.

— С кем идешь-то? — спросил он наконец.

— Подвернулись двое из Орши. С ними лажусь.

— Ну, помогай бог. Помогай бог.

Видно, слух о богатом даре заезжего купца прошел по всему Киеву. Оршинские купцы, которым Никитин ничего не рассказывал, и те вдруг узнали, что он из Индии.

Возле дома Никитин подметил два раза католического монаха. Первый раз монах был один, второй раз с каким-то усатым молодцом. Они смотрели на Афанасия…

Что-то подсказало Никитину — это неспроста, и он не ошибся.

На рассвете второго дня после посещения Афанасием церкви Пречистой девы в дверь мазанки деда Левки забарабанили сильные кулаки. Приподнявшись на локте, Афанасий смотрел со своей лавки на вошедших. По одежде узнал иноземцы. Насторожился. Вошедший первым бритобородый и пухлощекий мужик, не то монах, не то купец, угодливо улыбался, низко кланялся Афанасию, которого кое-как разглядел в полутьме пропахшей овчинами мазанки.

— Имею ли я счастье и честь видеть сеньора Никитина? — на ломаном языке, сладчайшим голосом спросил бритобородый.

— Я Никитин, — ответил Афанасий. — Пошто пришли?

— Позволю назвать себя. Я секретарь нунция его святейшества, наместника Христа, папы Александра.

— Ну, добро. Чего хочешь?

Сладчайшего секретаря покоробило от грубоватой прямоты никитинского вопроса. Но он лишь заулыбался еще шире.

— Нунций прислал меня узнать о здоровье сеньора, о его нуждах и просил передать, что он был бы счастлив побеседовать с русским путешественником.

Афанасий оглядел посланцев папского посла, быстро прикидывая в уме, как поступить. Видно, услышали про Индию. Плохо. Город как-никак в польских руках, кругом католики. Как бы не навлечь отказом какой-нибудь беды. Но и встреча с папским послом может не привести к добру… Что же делать?.. Решил выбрать из двух зол меньшее.

Никитин кивнул.

— Спасибо нунцию за заботу, — спокойно, словно ждал прихода подобных гостей, сказал он. — Здоровье у меня отменное, нужды ни в чем не знаю. А что до беседы — вот управлюсь, зайду. Куда идти-то?

Секретарь нунция в наклоне махнул рукой по неметенному полу:

— Сеньор не должен беспокоиться. Кони ждут его.

— Ну, что ж, — сказал Никитин. — Погоди, обуюсь вот.

И спустил из-под овчины босые ноги. Секретарь нунция скромно потупил глаза.

Папский посол сидел в хорошо протопленной просторной келье монастыря бенедиктинцев и, сдерживая зевоту, слушал речь настоятеля, толковавшего о нуждах своей братии. Посол ехал из Москвы. Миссия его была неудачна. Некогда, сватая московскому князю греческую царевну Зою Палеолог, римский престол надеялся тем самым склонить русского государя к католичеству, к союзу с западом. Но Рим просчитался. Зою в жены русский князь взял, однако в католичество не перешел, никаких уступок римской церкви и западу делать не думал.

Посла посылали напомнить московской царице об ее обязанностях. Ведь папа когда-то пригрел последних византийцев и теперь вправе был требовать от царицы ответных услуг.

Но в Москве послу пришлось туго. К беседе с царицей с глазу на глаз не допустили, на все заигрывания отвечали чуть ли не с издевкой и, хотя содержали богато, ни в чем из еды и питья не отказывали, однако дали понять: чем скорее посол уедет, тем для него же будет лучше.

Посол возвращался из Москвы в унынии. Представлял себе недовольство папы, косые взгляды придворных и всю дорогу до Киева тоскливо цыкал застуженным на русском морозе зубом, готовый расплакаться от острой зубной боли и жалости к самому себе. В Киеве больной зуб послу выдрали. Стало полегче. И совсем неожиданно случилось нечто, способное в корне изменить результаты нунциевой поездки на Русь. Нунций узнал, что в Киеве живет русский путешественник, побывавший в Индии.

Путешественника следовало немедленно увидеть, вызнать, верно ли был он в сказочной стране, которой бредят все королевские дворы Европы, и если это так — увезти с собой. Человек, знающий дорогу в Индию и самую страну, сможет сослужить престолу папы хорошую службу.

Нунций не стал терять времени даром, а немедля послал людей проведать, где живет русский, каково живет, собрать о нем достоверные слухи. Нунцию донесли, что русский живет у христианина, живет худо, а в Индии, похоже, действительно был. Тогда и отправил папский посол своего секретаря звать Никитина на беседу.

Под жалобы настоятеля нунций думал о своем, прислушиваясь более к доносившемуся до слуха скрипу саней, чем к печалям братьев во Христе.

Внезапно его полное, помятое лицо с синеватыми мешочками под глазами, лицо человека сластолюбивого и хорошо пожившего, оживилось. Настоятель, уловив эту перемену, обрадовался. Он как раз просил нунция пособничества в защите монастырских интересов. Но папский посол оборвал настоятеля на полуслове:

— Хорошо, хорошо, я подумаю… Мы решим. А сейчас дела престола господня зовут меня. Амен, брат.

Настоятель смиренно вышел из кельи, притворив беззвучную дверь. Высокий сан папского посла не позволял монаху поступить иначе. А нунций, едва дверь затворилась, встал с кресла, потер руки, и на его бесстрастном дотоле лице появилось выражение добродушной приветливости и благожелательного интереса. Нунций сделал шаг вперед, и почти тотчас в дверь постучали. Папский секретарь с поклоном пропустил в келью русского путешественника. Нунций, улыбаясь, протянул вперед обе руки. Путешественник произвел на него впечатление. Он был рослым, крепким и, хотя чувствовалось, что недавно перенес тяжелую болезнь, не казался слабым.