Твёрдость по Бринеллю - [71]

— Отплываем! — ясно улыбнулся ей капитан — как будто и не ежился на сырой от росы скамейке, отбиваясь всю ночь от наседавших комаров.

Заспанный Володя тоже вылез наружу.

— Девочки, отвернитесь!

В воду гулко ударила пенистая струйка.

Девочки выбрались на нос яхты:

— А теперь — мальчики!

Справить нужду бесшумно тоже не удалось…

— Ну ладно, пора трогать, пока корытки не обмелели! — и Ваня снова уселся за руль. Застучал мотор, и яхта тронулась к выходу в губу.

Когда выбрались на простор, мужчины заглушили мотор, поставили паруса, и яхта нехотя поползла, на довольно удаленном расстоянии от берега, мимо городского пляжа, где Вера не раз загорала и, глядя вдаль, мечтала о морском просторе. Сейчас она могла с гордостью наблюдать берег и городские кварталы со стороны, — с недосягаемой для нее, до недавних пор, стороны. Панорама города постепенно разворачивалась перед ними и, хоть была далеко, скоро Вера узнала знакомый квартал и замахала рукой.

Наташа тем временем занялась кухней: решила приготовить к завтраку овощной салат. Вера всегда завидовала мастерству подруги в любых ситуациях быть хозяйкой, ее умению запросто приготовить пищу и взять заботы о компании на себя. Она так не умела — стеснялась, особенно мужиков: а вдруг что-то не так сделает — высмеют еще. Поэтому бралась за такие дела, только если очень просили или приказывали. Вот и сейчас она помогала Наташе строгать овощи, колбасу и хлеб, заранее зная, что ни на что большее она не способна. Из каюты на воздух извлекли газовую плитку, на нее поставили чайник.

Панорама города постепенно удалялась, оставалась позади, вдалеке потянулся дикий берег, там кое-где еще заметны были остатки больших и богатых когда-то поморских деревень.

Яхта двигалась неохотно. Они телепались в открытом море, но паруса не надувались ветром — был почти полный штиль, хотя море мелко волновалось и путешественников донимала бортовая качка. Солнце уже поднялось высоко, припекало вовсю, а ветра все не было… Ваня досадовал, но мотор не заводил — ведь они шли под парусом, и яхта, хоть и кое-как, но все-таки продвигалась вперед, а спешить им было просто некуда. Впереди было два выходных дня, к тому же в воскресенье — последнее воскресенье июля — ожидался праздник, День Военно-Морского флота; в их морском городе, к флоту причастном, он всегда отмечался широко, с участием моряков Беломорской военно-морской базы.

Вода шлепала в борта яхты — казалось, со всех сторон одновременно. Эти частые пулеметные шлепки действовали на нервы яхтсменов не меньше, чем незаметная для глаза болтанка. Огромная миска такого привлекательного салата осталась почти нетронутой: на пищу смотреть уже не хотелось. Лишь жизнерадостный и обстоятельный Ваня, да Вера, попотчевались завтраком. Наташу, как она и боялась, болтанка скрутила быстро: она предпочла лечь, накрыв лицо соломенной шляпой от солнца. То же вскоре проделал и Володя, спрятав лицо под капюшоном куртки. На Ваню убалтывание, казалось, совсем не действовало, а Веру слегка стало подташнивать лишь после того, как они уже часов семь проболтались в заливе. Яхта медленно, черепашьим шагом, двигалась вдалеке от берега с двумя «трупами» по бортам…

Берег тем временем становился все круче и стал высоким и обрывистым. Красная глина сыпалась с него в море.

— А что там? — показала рукой Вера на антенны и какие-то сооружения на берегу.

— Там ракетчики стоят, туда подплывать близко нельзя. Не дай Бог, выбросит или прибьет к берегу. Неприятностей не оберешься. К ним в лапы лучше не попадать, уж я знаю, — пояснил Ваня.

— Откуда?

— Там рядом есть деревня. Большая. Ненокса. Я там родился, — смущенно признался капитан Вере.

— Это Ненокса? — обрадовалась Вера. В Неноксе, старинном и довольно известном в истории России поморском селе, она ни разу не была — туда так просто не пускали, хотя читала и слышала о ней немало.

— А я тоже в поморском селе родилась, в Конецдворье. — Ваня кивнул головой, что знает такое. — Это недалеко отсюда, только в другую сторону, на восток. Мама у меня оттуда. Вот нечаянно меня там и родила, когда на свадьбу к старшему брату поехала. Дед у меня был помором, всю жизнь рыбу ловил, на Печору даже на веслах они отсюда ходили. И сыновья его поморами стали, один был тралмейстером, а другой — капитаном судна.

Ваня снова одобрительно засиял улыбкой. Они поболтали еще, угощаясь остатками крепчайшего чая из чайника — он только что, внезапным сильным толчком в борт неведомо откуда взявшейся в этой хаотичной ряби волны, был опрокинут, и почти весь чай разлился — благо, «умирающие» на чай не могли и смотреть.

С грехом пополам миновали и Неноксу, ее запретный берег. Где-то впереди забрезжила Сюзьма, и тут появился кой-какой ветерок и наполнил все-таки паруса. Яхта наконец заскользила по воде, как ей и полагалось. Ваня оживился. Болтанка прекратилась, и два «мертвеца» ожили. Вскоре на берегу показалась деревня с полуразрушенным храмом на горке.

— Сюзьма! — объявил капитан, и команда приободрилась.

***

Якорь бросили в виду деревни, не очень далеко от берега. Берег был ровный — никакого укрытия от волн, но волн и не было, было хорошо: солнце палило, появился ветерок, который помог путешественникам добраться до берега… Десять часов (вместо предсказанных четырех) они телепались до Сюзьмы. и теперь имели право на отдых на твердом берегу.