Твердь небесная - [304]

Никаких знакомых Рвотов в Москве не имел. А биржа в эти дни не работала, как и все прочие учреждения. Как же ему было встретиться с кем-нибудь из собратьев-торговцев? Помог ему, естественно, его искусник-делопроизводитель. Александр Иосифович прежде никогда с торговыми и прочими людьми неблагородных званий знакомств не водил, – считал это ниже своего достоинства, – лишь по великой нужде, по превратности судьбы он временно оказался в услужении у купца! Узнав о ближайших намерениях Рвотова, Александр Иосифович подумал: а не порекомендовать ли патрону того самого Дрягалова – купца, его соседа по даче, с которым он случайно познакомился полтора года тому назад, благодаря, кстати, дочке, ее опасным связям, и с которым прошлой осенью его так иронично свела судьба в Маньчжурии. Почему бы нет? Если мир настолько тесен, усмехнулся Александр Иосифович, то от этой тесноты все равно никуда не денешься.

В планы Александра Иосифовича никак не входило быть в Москве кем-то узнанным. А уж тем более встретиться со свидетелями его маньчжурских похождений! Ведь для всех знакомых его более нет в живых! Поэтому он отнюдь не собирался представлять патрона Дрягалову лично. Он объяснил своему простоватому работодателю, что в культурном обществе, прежде чем наносить визит, у незнакомых пока между собою людей принято посылать визитную карточку. А уже получив положительный ответ, можно являться и собственною персоной.

В Петербурге Рвотов впервые в жизни заказал изготовить для него визитные карточки. Ему это посоветовал Александр Иосифович, объяснив, что в столице работу исполняют с несоизмеримо большим мастерством, нежели где-либо еще в России. И правда, карточки у Рвотова вышли чудо как хороши: цвета белого мрамора с розовыми прожилками. Когда ему принесли в гостиницу пахнущую свежею типографскою выделкой пачку, он немедленно разорвал облатку и стал перебирать карточки одну за одной, вчитываясь почти в каждую, как будто они не были все одинаковыми и на какой-нибудь могло быть написано что-то отличное от прочих. Рвотов сразу положил две дюжины карточек в портмоне, огромное, каким не всякий ридикюль бывает, и затем, когда они прогуливались по Петербургу, купец иногда подавал кому-нибудь свою карточку, там, где этого совершенно не требовалось – в гостинице, в ресторане, в кассах, – небрежно протягивая ее двумя пальцами – указательным и средним. На карточках было написано: «1-й гильдии купец Афанасий Игнатьевич Рвотов».

Александр Иосифович посоветовал Рвотову познакомиться с крупнейшим в Москве торговцем Дрягаловым, о котором-де он как-то краем уха слышал. Причем научил патрона не заявляться сразу самому, а отправить прежде записку – естественно! – с визитною карточкой. По словам Александра Иосифовича это и было настоящим поведением comm. И faut, – именно так подобает вести себя просвещенным, культурным, состоятельным гражданам! Лучшего аргумента для Ротова не требовалось. Узнав от своего ученого помощника, как приличествует поступать культурному, состоятельному гражданину, как это заведено в столице, он ровно так и сделал: отписал и послал все, что следовало. В тот же день к ним в гостиницу посыльный доставил ответ: Дрягалов просил сибирского гостя пожаловать к нему в главный магазин на Мясницкую.

Отправив Рвотова по делам, Александр Иосифович, оставшийся наконец без пригляда своего потешного начальствующего, решил использовать появившуюся свободную минуту с пользой для себя. Ему равно важно и интересно было узнать: помнят ли его еще в Москве? и если помнят, то насколько опасна для него эта память людская?

Но каким образом это можно было ему осуществить? Он не мог рискнуть даже домой заглянуть! даже хотя бы позвонить по телефону Екатерине Францевне! Показаться лично чревато быть узнанным швейцаром и прислугой. А телефонировать супруге, убежденной, что его нет в живых, – это значит произвести дома натуральный переполох и все равно, таким образом, выдать себя. Если ему и объявляться кому-то в Москве, подумал Александр Иосифович, то это должен быть человек не менее, нежели он самый, заинтересованный в сохранении его инкогнито.

Таким человеком, по мнению Александра Иосифовича, являлся старший сын купца Дрягалова – тот убогий калечный, бывший у него в некоторой зависимости, ловко самим господином Казариновым и надуманной. Мартимьяном, кажется, его величали, припомнил Александр Иосифович, имя-то какое! я б лакея с таким именем не нанял! Но как с ним свидеться, с этим Мартимьяном? заявиться домой? – московский адрес Дрягаловых Александр Иосифович узнал не далее как нынче утром, когда они с Рвотовым выясняли, куда именно им посылать человека с запиской и визитною карточкой, – но нет! вариант совершенно неподходящий! а вдруг там окажется младший сын Дрягалова – еще один участник манчьжурских событий и непосредственный свидетель деяний Александра Иосифовича! – и тогда, как говорится… лучше было бы ему не родиться!..

Размышления о старшем болящем сыне Дрягалова навели Александра Иосифовича на еще один незабываемый образ – Мартимьянова знакомца Сысоя, сослужившего ему прошлым летом одну деликатную службу. Этот-то уж совсем никак не может быть заинтересованным в моем разоблачении, ибо это и его разоблачение с каторгой одновременно, подумал Александр Иосифович и усмехнулся: неужели он дожил до того, что самым надежным в сложившихся обстоятельствах, единственным, кому он может довериться, человеком является убийца, душегуб, cave furem