Твари творчества - [9]

Зал очень искренне принимал нас. Спектакль казался им необычным, добрым и в то же время он раскрепощал и заряжал энергией.

Единственная опубликованная рецензия на наш спектакль была критической. Нас почему-то обвиняли в разжигании вражды между горожанами и сельскими жителями, в упаднических настроениях. На самом деле критиков больше всего не устраивало то, что герой становится жеребенком, в ржании они усматривали нецензурную брань и скрытый подтекст. И конечно, их раздражала тема одиночки, вынесенная в название.

К сожалению, мы не играли спектакль уже полгода. Встал вопрос о его закрытии. Мы не могли обойтись без антрепренера, который бы занимался организационной стороной. Мы все время меняли прокатчиков и антрепренеров — по их вине или нашей, но мы все еще продолжали их искать.

Мысленно пожелав Винни спокойной ночи, я нырнула в постель, надеясь мгновенно забыться.

С тех пор, как у меня открылось экстрасенсорное видение, я получала особое удовольствие от снов. Они стали своеобразной разрядкой, возможностью отдохнуть от избытка дневной информации. Мой организм по нескольку раз в день мог переключаться на внезапный сон, независимо от того, где я находилась и чем занималась. Но после случая в переходе, где погибла Лиза, мне стали сниться кошмары.

Эта ночь не стала исключением. Мне снилось, что меня назначили на роль, которую, я не выучила, — ни одного слова. А играть надо было в тот же вечер. В ответ на мои призывы о помощи: «Дайте текст почитать, я ж ни словечка», — меня поместили на гигантскую этажерку на колесиках, высотой с многоэтажный дом. Она разъезжала по городу, пошатываясь от ветра. А я, на самой верхушке, словно Пугачев в клетке, схватившись за ее прутья, с трудом удерживая равновесие, прикидывала в уме — не свалюсь ли? И как на сцену выйду, если выживу, ведь спектакль через час, а я даже в текст не заглядывала! Но самое странное, что никто, кроме меня, этим не был озабочен.

Я ворочалась в постели, потела, сбрасывала одеяло и с криками просыпалась. Зажигала свет. Меня мучила жажда, я пила воду, потом снова ложилась, прикрыв голову подушкой в надежде спрятаться от собственного страха. История с каталкой так ничем и не закончилась. Она оборвалась и не продолжилась. Я не знаю, как сыграла спектакль, и сыграла ли. Мое сознание уже предлагало другой персонаж и другую историю.

«Мы одиночки, мы маршируем!» — женщина с ярко-красной гривой волос, похожей на парик, заглянула мне в глаза. И наклонившись к самому лицу, четко произнесла: «А они все — кулинары, иллюзионисты…» Она замерла, словно успокоилась, и сказала очень четко: «Смотри, что они сделали!» Я почувствовала прикосновение холодного предмета к коже — легкий болевой укол, совсем короткий. Надо мной склонился мужчина и после некоторых манипуляций с металлическим предметом вынул что-то темное и красное. Снова зазвучал голос женщины. «Это часть меня., почка, красная и маленькая… Зачем они вынули ее… Могли бы и не лезть руками. Это все-таки мое тело… Пусть и неподвижное… Такое спокойное, как у снегурочки… Я никогда так не лежала, когда надо мной склонялся мужчина… Но что же он делает…Эй, мужчина, муж…» «Муж, муж..» — выговорила я и попыталась дернуться. Но у меня ничего не получилось. «Муж..» — произнесла еще раз, и проснулась. За окном было темно. «Господи, — прошептала я, — полчетвертого!» Пощупала бок — никакой крови. «Это не со мной… спать, спать!» — сказала я самой себе. Накапала валерьянки, выпила почти всю бутылку. Голова сразу закружилась. Единственная мысль, перед тем, как забыться, все еще крутилась в голове: «Муж — хорошее слово, «ж» на конце. Как чугунная решетка».

Глава 7. «Третий день»

Когда я открыла глаза, на будильнике стрелки показывали полдень. Взглянула на календарь. Что значит эта дата? Но ничего вспомнить не смогла. Подумала о Лизе, девушке, погибшей в переходе. «Что я могу, что могу?» — спрашивала я себя. «Буду думать о тебе, и Вову этого с «Пегасом» как-нибудь встречу и плюну ему в лицо. Просто так, без объяснений. Лиза, Лизочка… наверное мама так тебя звала… и дети во дворе», — говорила я с собственной совестью. «А может. это все сон?» — зазвучал во мне голос сомнения. «Что сон?» — переспросила я его. «Все?» — ответил он. Но я отмахнулась.

Только тут заметила, что в дверь отчаянно звонили. Оглянулась — да нет, ерунда, Лизы же нет в квартире, нечего прятать ее от глаз посторонних. «Иду, ну иду же!» — проговорила хриплым голосом. Ненавижу просыпаться по чьему-то приказу. Прошлепала, открыла. «Заливаешь!» — с ходу прокричала толстая. Кажется, моя соседка снизу. Спросонья трудно разобрать лицо. «Ну, хорошо, хорошо, сейчас все вытру…» Толстая занесла ногу через порог, пытаясь проникнуть внутрь квартиры, но я придержала дверь. Сопоставив свои габариты и узкий проем, в который ей предстояло втиснуться, она отступила. «Вызови сантехника, пусть починит!» Но прежде, чем скрыться за дверью, она вдруг вынула из-за спины фотоаппарат, — блеснула вспышка, раздался щелчок. Я инстинктивно закрыла лицо рукой. Но поздно, снимок был сделан. «Фотка на память, — ухмыльнулась соседка. — Да шутка, шутка… Вчера тебя по телевизору видела, в старом фильме, — ты там такой обмылок, но играешь хорошо!» — затем осеклась и пошла прочь, вверх по лестнице. Захлопнув дверь за толстой папарацци, я заглянула в ванную. Кран был закрыт, на полу сухо. «Контролируют они меня, что ли Наверное, хотела узнать, сплю ли я с Винни…»