Твари, подобные Богу - [9]

И отвернулась.

Протопопов оторопел: ну и наглость! Застукали в постели с любовником, а ей хоть бы хны! Валяется, будто так и надо! Плечи голые… Ему неожиданно и очень остро захотелось восстановить свои супружеские права, и он удивился: в такую минуту? Извращение. Тем не менее, он сел на кровать, протянул руку, погладил шею жены, провел, медленно отодвигая одеяло, ладонью по ее позвоночнику. Она раздраженно дернула плечом, чуточку отодвинулась. Еще и обижается, вновь изумился Протопопов. Стерва.

Странно: он всегда был уверен, что убьет любого, кто покусится на его женщину… вместе с женщиной… помешала гадливость… а теперь вот… Лицо Протопопова исказилось беспомощным недоумением.

Он примостился сзади, погладил настойчивей, прокрался пальцами к тонкой ключице. Жена не реагировала. Он вспомнил их с врачом — порнографическую картинку. Желание сделалось нестерпимым, как и бешенство: мерзавка! Да я тебя!.. Никогда он ее так не хотел, даже в молодости… Он сдернул одеяло, перевернул ее на спину, навалился, придавил всем телом. Жена была безучастна и, казалось, не собиралась сопротивляться, но потом вдруг равнодушно бросила:

— Скажите, какая страсть, — и, помолчав секунду, ядовито осведомилась: — Представляешь вместо меня свою Тату?

Куда проще? Ушат ледяной воды. Протопопов отстранился, встал, ушел в ванную. Задержался у зеркала, разглядывая свою красную физиономию. А после в душевой кабине долго подставлял лицо под колкие горячие струи и воображал, что рыдает.

Тата, Таточка! Откуда ты все это знала? Как я мог от тебя отказаться? Как мне тебя вернуть? Спаси меня, Тата!

Утром, проснувшись, он долго не хотел открывать глаза и лежал неподвижно, ни о чем не думая. Как бревно. Бесчувственное такое дерево c непрошибаемой корой и очень еще ничего, крепким лубом, и жизнеспособным, чуждым рефлексий камбием… В общем, дерево, полностью неуязвимое для обид — когда бы не гнилая, трухлявая сердцевина.

Или какая-нибудь флоэма, паренхима и… как ее? Заболонь. Черт знает, кто они, но у него наверняка дефективные.

Он мрачно усмехнулся — ботаник! — спустил ноги с дивана и решительно взглянул в лицо реальности. От той угнетающе попахивало водевилем: застукал жену с любовником и ночевал в кабинете. Очень аристократично. Прямо дядюшкин сон, или что вам угодно под кроватью… где, кстати — ну, не совсем под, а рядом на полу — кретин-любовник оставил барсетку, за которой имел наглость вернуться.

— Ради бога простите, но у меня там все, документы, ключи… а то, понимаете, в квартиру не попаду, супруга в отъезде… — потея от страха и явно опасаясь побоев, лопотал он.

Протопопов злорадно вспомнил, как на прощанье оскорбительно потрепал болвана по щеке — и тот ничего, съел!

Луч солнца вполз в кабинет и зажег апельсиновым светом коньяк, не выпитый ночью. Ветер колыхнул занавеску. Сердцевина, камбий, флоэма — даже кора — застонали, сжались от боли. Зачем? Для чего? Почему? Я остался с ней, а она меня обманула… Ради этого я предал свою единственную любовь? Ради этого смирился с участью старика, терпеливо дожидающегося смерти? Как она могла? Пока я лежал поленом — беспомощный — она… с этим?!

Протопопов швырнул бокалом в окно. Оно не разбилось — стеклопакет — но бокал разлетелся вдребезги.

Пропадом пропади вся ваша треклятая жизнь.

* * *

С сокровищем он обошелся жестко — сел, ни минуты не любуясь, и поехал на работу. Машина, в конце концов — всего лишь машина. Зато на работе, пока он играл в игрушки, его уже начинают считать свадебным генералом. Не совсем, конечно, но близко к тому.

Фирму они создали вчетвером, и каждый был по-своему важен, незаменим. Разумеется, как в любой стае, у них образовался вожак, но это произошло само собой и к всеобщему согласию. Чем плохо: один главный (они его так и звали, Главный) и трое вторых. Вот и вся контора.

Потом стали появляться подчиненные, компания росла как на дрожжах. «Отцов-основателей» уважали одинаково, тем более, что Главный, большой дипломат, всячески это культивировал.

— Давайте поприветствуем трех китов, на которых держится мое и ваше существование, — шутливо предлагал он сотрудникам на корпоративных вечеринках.

— Мне, ребята, без вас никуда, — прочувствованно, со слезой в голосе говорил он в традиционном приватном тосте, который они четверо, прежде чем разойтись, распивали у него кабинете.

Довольно скоро вся подлинная власть оказалась в руках у Главного и доходы перераспределились соответственно: ему — главные, им — второстепенные. Между тем фирма процветала. Разнеженные благополучием и пока еще увлеченные работой киты долго ничего не замечали, а когда спохватились и попытались заявить о своих правах, Главный спокойно и твердо дал понять, что переворот — дело свершенное и назад пути нет. Он разговаривал с ними поодиночке, при этом каждому польстил — «ты у нас компьютерный гений и должен творить, а моя задача обеспечить условия», — и как бы невзначай предложил заняться новым, очень интересным и перспективным, проектом. Каждому своим. Протопопов до сих пор помнил, каким окрыленным вышел тогда из кабинета.

Только один из них, Марк, остался недоволен.