Тувинские народные сказки - [30]

— Из какого мира явилась эта собака! Только пугает овец! — закричал старик и бросил палку.

Собака отскочила в сторону. Но вот овцы скрылись за крутой скалой.

— Хартыга *, заверни овец! — крикнул старик.

Собака побежала за скалу и вернула их. «О, эта собака сбежала от какого-то бая, у которого много овец, — подумал старик. — Она умеет их пасти. Она будет мне помогать. Человеку, у которого нет сына, она будет сыном, человеку, у которого нет дочери, — будет дочерью. Я сегодня удачлив!».

Вечером Илбичи-Кара вместе со стариком пришел в аал.

— Старик, зови собаку! Надо ее накормить, а то убежит! — крикнула старуха. Она налила в чашку помоев и поставила перед собакой. Илбичи-Кара лапой опрокинул чашку.

— Что за странная собака, старик, смотри, она не ест помои!

— Наверное, она жила у богача и привыкла есть то, что едят люди.

Старик положил свою еду на золотую тарелку и дал собаке. Илбичи-Кара сел между стариком и старухой и начал есть. А потом стал класть голову то на руки старика, то на руки старухи.

— Пусть отныне эта золотая тарелка будет собачьей тарелкой, — сказал старик.

Каждый день собака вместе со стариком пасла овец, а вечером загоняла их в загон. Три года она, как сын, помогала старику.

Слушайте дальше. В середине белой степи жил хан Ак-Сагыш *. Каждый год хан женился. Каждый год у него умирала жена. И ни хан, ни ученые люди ничего не могли понять. Ханские пастухи рассказали владыке об умной собаке старика, который живет на Чинге-Кара-Хеме. «Пусть приведут мне эту собаку, — решил хан. — Может быть, она сумеет уберечь мою жену». И послал к старику трех слуг.

— Мы пришли от хана. Мы пришли за Хартыга-собакой, — сказали слуги.

— Когда хан приказывает, не только любимую собаку — голову свою отдашь, — сказал бедный старик.

Глядя на собаку, они со старухой плакали, а глядя на слуг — улыбались.

— Она ест то же, что и люди, — сказал старик. Он рассказал, как надо кормить собаку, и отдал ее слугам.

— Что, старик жалел свою собаку? — спросил хан.

— Он сказал: «Когда хан приказывает, не только любимую собаку — голову свою отдашь», — ответили слуги. — Он сказал, что ест она то же, что и люди. — И рассказали, как ее надо кормить.

— У них нет детей, потому они ее так кормили, — сказал хан. — А собака должна есть собачью еду! Налейте ей помоев!

Принесли чашку с помоями. Собака подошла и опрокинула ее лапой. А потом вбежала в ханскую юрту, села между ханом и ханшей и начала есть из золотой тарелки.

— Пусть отныне эта золотая тарелка будет собачьей тарелкой, — сказал хан.

И днем и ночью он держал собаку на привязи. Через несколько дней сказал:

— Отпустите ее и, если побежит к старику на Чинге-Кара-Хеме, отрубите ей голову!

Слуги отпустили собаку, но она никуда не ушла. Она спала на постели, положив голову на подушку, как человек.

Через месяц в полночь раздался гром. Он донесся то ли из верхнего мира, то ли из-за семи перевалов. И вдруг с неба с шумом ринулась на землю огромная золотая утка. Она опустилась около ханской юрты и сразу же сунула свой длинный красный нос сквозь войлок, туда, где спала ханша. Но Хартыга-собака в тот же миг перекусила утке шею. Хан и ханша упали с кровати от крика, который не был похож на крик, от грома, который не был похож на гром. Утром, когда все стихло, хан спокойно вышел из юрты и увидел огромную девятихребтовую золотую утку с красным носом, длиной в девять пядей. Шея ее была перекушена. А рядом без движения лежала Хартыга-собака. «Неужели и она погибла?» — подумал хан и склонился над собакой. Живот ее чуть-чуть двигался. Она дышала. Хан положил собаку на белый олбук, поил белым молоком, лечил белым лекарством. И она ожила.

Жене хана с этих пор ничто не угрожало. «В нашей стране власть принадлежит мухортой собаке на четырех ногах», — думал хан. И ухаживал за собакой, как за сыном.

Вскоре к хану зашла оборванная желтая девушка. В руках у нее был железный посох с тигровой головой. Она целый день внимательно смотрела на собаку, а потом сказала:

— Не может быть собакой тот, кто подавил шулбуса из верхнего мира. Наверное, это сын старика, живущего на Ка-дын-Хеме, наверное, это Илбичи-Кара, который попал в черную книгу шулбусов и поддался их черному указу. Он знает три китайских волшебства, а я — девять! Илбичи-Кара, стань самим собой! — И она ударила мухортую собаку железным посохом с тигровой головой.

Илбичи-Кара стал самим собой. Он и девушка, превратившись в голубей, стали летать друг за другом. Хан Ак-Сагыш сказал:

— Пусть они будут моими детьми.

И они стали жить у хана. Илбичи-Кара все худел и желтел и скоро совсем высох.

— Что с тобой? — спросил хан. — Ты болен?

— Когда вспоминаю мою родину, моих родителей — не чувствую вкуса ни к еде, ни к жизни.

— Нет ничего лучше родителей, — сказал хан. — Если ты скучаешь, завтра же отправляйся к ним.

На другой день хан набил одну часть переметной сумы едой, другую — для равновесия — золотом, поймал небесного цвета коня, дал сыну халат небесного цвета, соболью шапку и проводил его домой.

Илбичи-Кара переплыл девять рек, переехал через девять перевалов и увидел родной Кадын-Хем. Струйка дыма вилась над желтым чумом стариков, другая струйка — над его белой юртой. «Мои родители живы!» — радостно подумал он и заторопил коня. Из белой юрты навстречу ему выскочила красавица.