Тутти Кванти - [5]

Размышляя таким образом, Бельчук слегка лукавил: северный терем был нужен наперед прочих ему самому, поскольку во втором-то этаже виделась хозяину бильярдная («Свояка в середину, там теплее, чужака — в дальнюю, на периферию. А при плохом глазомере может выйти наоборот») и буквально грезилась «Пиковая дама», как он уже окрестил комнату для игры в карты. В них он и впрямь знал толк, безупречно считал варианты, всю игру держал в памяти, и обыграть его было непросто. («Выше интеллекта только интеллект, выше преферанса только преферанс. А между ними знак равенства!»)

Едва бельчуковская мысль набредала на карты, он должен был тотчас обратить на них и свои действия. Дотянувшись до орехового столика, Юрий Валерьянович взял гейшевую колоду, к коей питал слабость, чиркнул глазом по зазывным рубашкам, ответно улыбнулся узколицым тонкостанным лукавицам, снова не удержался, сгусарил: «И-и-эх!» — машинально листанул, потасовал и вытянул карту наугад.

Вышла тройка.

«Опять! Надо же… Прямо знак какой-то. Ведь был я когда-то именно троечкой. Всего лишь троечкой…»

В последние месяцы Бельчук испытывал, и по мере приближения юбилея все острее, физическую потребность побыть наедине с собой, остановиться, оглянуться, что называется, на прожитое, потолковать по душам с собственной душой, спервоначала выяснив, правда, цела ли вообще-то, и если окажется, что да, цела, жива и умеет толику совеститься, хотя, понятно, заскорузла, обесчувствелась порядочно и черным-черна от содеянного и виденного, — тогда, может быть, и помараковать с нею, а не подправить ли в чем свою линию, не осадить ли где назад и, главное, впрягаться ли в постромки того капитального и рискованного дела, в котором, примерившись, обсчитав затраты и взрыхлив уже частично почву, обнаружил перехватывающие дух выгоды, но которое, не исключено, могло привести к исходу весьма плачевному, если не роковому.

Собственно, ради уединенного раздумья он и отмахнулся от привычной прорвы дел, вырвался из городской квартиры и прикатил в свою усадьбу, как сам определил, на двое суток тишины. Ведь послезавтра надо будет колготиться с приемом охотничьей и морской провизии, а что того пуще — нагрянет орда нанятой прислуги под водительством Зои Аркадьевны и бой-девиц, поднимется тарарам, пойдут круговерть да бестолковщина, разгон и рохле и шустряку — не спрячешься, не присядешь. Так что хочешь оглянуться — либо сегодня, либо никогда, после-то юбилея уж не ко дню…

И потянулась память к младым годам. Бельчук перебирал лишь основные вехи, но так старательно, будто жизнь свою кому-то рассказывал. Или даже объяснял…

«Тройка, трешка… Был, был, чего там… Продавец лесосклада — кто ж как не трешник… Одначе корни мои там, и чего ж мяться, ежли потом из них такой стволина двинулся. Но не сразу. Пока торговую науку не постиг, до склада на автобусе зайцем ездил — копейку берег, лишней-то не было. Ну а после пошло освоение пружин ремесла, самостийное, в наставники-то никто не набивался, хотя ни зав, ни второй продавец штучек своих особенно не скрывали. Оказалось, можно и кругляк, и тес, хоть обрезной, хоть нет, принять одним сортом, продать другим. А какая бездонность в замерах кубатуры! А как славно, что не изживается дефицит! Попробуй-ка, товарищ клиент, достать оцинкованное железо, или сурик, или паршивый штакетник… А прохлопаешь ушами до лета — ни тебе цемента, ни столбов, ни труб, ни того же теса, независимо от обрезки. Да что там теса — обыкновенных гвоздей нет!.. А клиенту строиться надо — фундамент под дом заложен. Где он возьмет простые эти материалы? А ему и непростые — позарез. Брус, к примеру, или доска половая… И он, сиротина, идет ко мне, за куб драного горбыля готов следы мои целовать. А я его давно жду. С кукишем. Дескать, рад бы помочь, да сами видите — двор под метелку. Когда завезут? Дальше я бывал саркастичен: «Вот смотрю я на вас — вроде солидный человек… Извините, если не засекречены, — где служите? Ах, декан юридического факультета, профессор… Вот смотрю я на вас — вроде декан юридического факультета, профессор, можно сказать, а такие наивности… Давайте в лоб спросим Юрия Валерьяновича, то есть меня: может он протянуть вам хоть жалкую соломинку надежды? И Юрий Валерьянович в лоб ответит: навряд! Потому что в обозримости ожидается статус-кво… Но как мы есть существа мыслящие, будем думать…» С этого момента — клиент мой. Если бы у меня тогда имелась дача, декана можно было бы сторожем брать — преданней любой собаки сделался. Да он ли один! Хоть начцеха с мясокомбината, хоть аптекарь, хоть автомеханик, хоть администратор какой-нибудь — всякий клиент уши прижимал, в глаза заглядывал и у ног скулил: Валерьяныч, будь другом, достань, придержи, сообщи — в долгу не останусь, отблагодарю, будешь доволен… Я и был доволен: ставил в безысходку — давали хорошо. Но надувал не каждого и драл не с каждого. Тому декану в месяц все устроил и ничего не взял: юн был, а смекалист, уже в те поры знал, что дети мои в законники двинутся, хотя Зою Аркадьевну еще и не повстречал… Да я и без декана за полтора года наскреб на «москвичок» и на кооператив…»