Тутанхамон - [9]
ОЛЬГА. Вы не наезжайте. На меня, имеется в виду. Факт тот, что мы с ним очень давно. Три месяца.
ТАМАРА. Ну, это солидно. И ты, Аська, три? Ну, азербот, многоженец, крутояр какой!
ГЛЕБ. Я пойду.
ТАМАРА. Сядь! Нашу тайну узнал, с нами и хлебай. Думаешь, случайно сюда зашел? Нет. Судьба. Свидетель будешь всему.
ГЛЕБ. Пойду.
ТАМАРА. Нет. (Ольга и Ася рыдают за столом.) Тише, русские! Ты двигай, Ася, попой, двигай, а то свет гаснет. Не цепляйся, переворачиваешь всё. Не надо рюшек, говорила ведь, а? Опыт по части замуж выходить есть, а вкуса — ноу. Эх, язычок подрезать надо! Разберемся. Глеб рассудит нас. Рассудите нас, люди!
ОЛЬГА. Мне ехать надо. Он мне рассказал и я — приехала.
ТАМАРА. Это ты уже говорила. Сядь, Глеб! Он что сказал? Поедь, как гонец, скажи — киздец? Так?
АСЯ(слезы вытирает). Я позвоню. Он у себя? В смысле, в своей квартире, нет?
ТАМАРА. Зачем звонить? У него занято, небось. Ему еще пару свадеб отменить надо, не всё так просто. А если первый раз не дозвонилась — не звони больше, будет несчастье. Второй раз звонить нельзя. Не говорили астрологи?
АСЯ(плачет). Что бредишь? Не видишь?
ТАМАРА. Вижу, родная моя. Он очень человек непростой, я поняла. Ему надо одним пальцем две задницы сразу заткнуть сроду-роду.
АСЯ. Да она всё врет. Да я её третий раз вижу. Ты кто? Она завидует и врёт.
ОЛЬГА. Я уйду! Это будет плюрально.
Погас свет. Все вскочили, бегают по комнате.
ТАМАРА. Да двигайтесь, сказала! Родные мои, в движеньи жизнь, в движеньи! Можно друг друга даже двинуть чем, а то лампочка погаснет. Это ж всё спичками подогрев. Мы живём! Да! Насчёт «двинуть», мать Феофания-Ольга. Ногти, говоришь, такие? А вот такие — не хочешь? Знаешь, такое — дружба на «Кубе»?! У меня нервы изношенные. И я тебя сейчас, колдовка такая, за мою подругу Аську урёхаю, если ты нам мужика не отдашь! Считаю до трёх. Раз, два, два с половиной, два на волоске, два на ниточке…
ОЛЬГА. Прекратите! Вы с ума сошли?! Как бабьё на базаре! Зачем я пошла? У меня высшее образование, вот — значок, а я тут! (Распахнула плащ.) Вообще-то, Вадик внизу. Стоит у машины. Пусть сам и говорит вам всё. Мне-то на что всё это? Накинулись, безобразие!
ТАМАРА. Он там?! Стоит, пальцами хрустит, нервничает? А тебя послал вперёд, на разведку? Ну, блин-косой, жизнь.
Ольга вышла в коридор, побежала вниз по лестнице, плачет, кричит.
ОЛЬГА. Вадик, иди ты! Их там много! Они на меня набросились! Все хотят замуж! Они хотели меня бить! Говорили — будем двигаться! Ах, Вадик, зачем?!
Тамара вышла на балкон. Вадик — у машины, быстро жуёт что-то, шуршит пакетом.
ТАМАРА(громко, Вадиму). Идите сюда. Пожалуйста. К свету.
ВАДИК. Что? Кто? Вы кто?
ТАМАРА. Идите сюда. (Пауза.) А ну иди сюда, сказала, бобёр обмоченный?! (Вошла в комнату, закурила.) Глеб, сиди, мне потом поговорить надо с тобой. Мы сейчас это прокрутим, быстро.(Смеётся, Асе.) Да не реви ты, весело ведь. Двигаемся чего-то, вроде — и живём. Сейчас разберемся. И еще неизвестно — может, наша и возьмет. Не таких ломали.
АСЯ. Пусть убирается к черту! Оба пусть идут! Я себе и так найду! Ты, ты, Глебушка, наворожил, иззавидовался! Все аж пятнами пошли от зависти, как узнали, что я замуж, вся «Куба»!
ГЛЕБ. Да что мелешь? Нужна кому… Вот, пришёл…
АСЯ. Ага, не нужна, не нужна! Радуйтесь, одна опять я! Ай, мамочка…
ТАМАРА. Тише, русские! Еще чего. Так легко свое не отдадим. Спокойно. Ногти вот такие и белое к голове. Вхады, дарагой!
Идет открывать дверь. Вадик бежит по лестнице. Следом — Ольга. Встали, постояли у порога в коридоре. Вошли в большую комнату. Ася рыдает. Тамара долго молчит.
ТАМАРА. Так, пожалуйста, к свету. Не стоять. Двигаться. (Пауза.) А, это у меня в глазах потемнело. (Сняла парик, машет им на себя.) Фу, жара. Бабье лето жаркое, душное, у всех мозги вылетают ажно. Тым-тыры-дым. Тым-тыры-дым. Вы ходите, девочки, а то на меня столбняк напал. Ходите, а то свет погаснет. Это вы, стало быть, Тигран, или Вадик Христофоров, по кличке «Христос»?
ОЛЬГА. Поздоровайся, Вадик. Это будет плюрально.
ТАМАРА. Говно вопрос, поздоровается.
ВАДИК. Здрасьте.
ТАМАРА. Здрасьте. (Надела парик, сложила руки рупором.) Добрый вечер, Тутанхамон. Поздоровайся с тётями, родной мой.
ВАДИК. Я ж сказал — добрый вечер. (Асе). Ты почему так разговариваешь с матерью Феофанией? Ты ее до слез довела! Глеб, здравствуй.
ТАМАРА. Хорошо, сам пришел на свадьбу, а то мог бы ведь и телеграмму прислать такую: «Черезкудыть тебя, Ася, коромыслом. Подробности письмом».
ОЛЬГА(кричит). Свадьбы не будет!
АСЯ. Тигран, правда это, да?!
ОЛЬГА. Вадик, завяжи шнурки, я сказала?! Его зовут Вадик!
ТАМАРА. А не Тутанхамон? Я думала: накачанный, шнобель, волосы до плеч, кадык — вау, мужик, рост, самец, доменная печь. Я думала — азербот. Ну, раз такая война идет за него. А выходит у девушек — война плевать, главное — манёвры. Асёк, вот из-за этого вы биться решили? Да ну. Не смешите меня, не надо.(Хохочет.) Ну, это вы надо мной смеётесь, меня разыгрываете, да? С заслонки кого тут кормить, чтоб помирились, а? Тебя — с ним? Не смеши меня. Он, конечно, такая калорийная фигура. Клешаногий, с пролысиной, шнурки развязаны. А усы у тебя не приклеены?
Любительскому ансамблю народной песни «Наитие» – 10 лет. В нем поют пять женщин-инвалидов «возраста дожития». Юбилейный отчетный концерт становится поводом для воспоминаний, возобновления вековых ссор и сплочения – под угрозой «ребрендинга» и неожиданного прихода солистки в прежде равноправный коллектив.
Монолог в одном действии. Написана в июле 1991 года. Главная героиня Елена Андреевна много лет назад была изгнана из СССР за антисоветскую деятельность. Прошли годы, и вот теперь, вдали от прекрасной и ненавистной Родины, никому не нужная в Америке, живя в центре Манхэттена, Елена Андреевна вспоминает… Нет, она вспоминает свою последнюю любовь – Патриса: «Кто-то запомнил первую любовь, а я – запомнила последнюю…» – говорит героиня пьесы.
Амалия Носферату пригласила в гости человека из Театра, чтобы отдать ему для спектакля ненужные вещи. Оказалось, что отдает она ему всю свою жизнь. А может быть, это вовсе и не однофамилица знаменитого вампира, а сам автор пьесы расстаётся с чем-то важным, любимым?..
«Для тебя» (1991) – это сразу две пьесы Николая Коляды – «Венский стул» и «Черепаха Маня». Первая пьеса – «Венский стул» – приводит героя и героиню в одну пустую, пугающую, замкнутую комнату, далекую от каких-либо конкретных жизненных реалий, опознавательных знаков. Нельзя сказать, где именно очутились персонажи, тем более остается загадочным, как такое произошло. При этом, главным становится тонкий психологический рисунок, органика человеческих отношений, сиюминутность переживаний героев.В ремарках второй пьесы – «Черепаха Маня» – автор неоднократно, и всерьез, и не без иронии сетует, что никак не получается обойтись хорошим литературным языком, герои то и дело переходят на резкие выражения – а что поделаешь? В почерке драматурга есть своего рода мрачный импрессионизм и безбоязненное чутье, заставляющее сохранять ту «правду жизни», которая необходима для создания правды художественной, для выражения именно того драматизма, который чувствует автор.
Пьеса в двух действиях. Написана в декабре 1996 года. В провинциальный город в поисках своего отца и матери приезжает некогда знаменитая актриса, а теперь «закатившаяся» звезда Лариса Боровицкая. Она была знаменита, богата и любима поклонниками, но теперь вдруг забыта всеми, обнищала, скатилась, спилась и угасла. Она встречает здесь Анатолия, похожего на её погибшего сорок дней назад друга. В сумасшедшем бреду она пытается вспомнить своё прошлое, понять будущее, увидеть, заглянуть в него. Всё перепутывается в воспаленном сознании Ларисы.
Перед Вами – пьеса «Букет» известного екатеринбургского драматурга Николая Коляды, написанная им в 1990 году. В старом домике живут 70-летняя старуха; ее сын, инвалид Миня, составляющий букеты из репейника с бурьяном, зачитывающийся умными книжками и извлекающий из них полезные для жизни морали; а также их квартиранты – неудавшаяся актриса и почти состоявшаяся шлюха; студент, приехавший из села; стареющая работница макаронной фабрики; и невнятный, но явно криминальный молодчик, рассчитывающий домик купить и воображающий себя новым Лопахиным...