Тутанхамон - [10]
ВАДИК. Не трогайте меня!
ТАМАРА. Обаяшка, старичок симпатичный, артист, клоун, притвара! Цирк бесплатный. Слушайте, вы?! Устроили атомную войну! Из-за кого?! Из-за чего?! Из-за этого?! Кошмар — Маруся отравилась. Она мне яйца морочила, что тут — Ален Делон! Нет, его бить нельзя. Вас бить надо, девушки. Потому что вы — как пиявки. Вам все равно к кому присасываться. Вам всё равно, что пить — говно или кровь.
ОЛЬГА. Я люблю его! (Плачет).
АСЯ. Я люблю его! (Рыдает).
ТАМАРА. Слушай, ты, Вадик, Альфонсина, простипома, сенокосилка с вертикальным взлетом, а если я тебя вдарю в грудь — ты ведь как перочинный ножик сложишься, нет? Твой «Найн» на тебе переломится или в грудь войдёт, а?! Кому ты «нет» говоришь, ты решил? Я знаю, я четыре языка выучила! Ты мальчишка короткоштанный, а? Ты чем девушек охмурил, обдурил, а?! У тебя что, душа красивая, как у Ахматовой, да?!
АСЯ. Не кричи на него!
ТАМАРА. Сними это барахло! Разрядилась! Идиотка старая! Амазонка с климаксом!
АСЯ. Сама старая! Не сниму!
ВАДИК. Вот что я хотел сказать. Не знаю, будет ли когда сказано об этом с высокой трибуны… (Помолчал, кричит). Не кричите на меня! И на Асю!
АСЯ. Тигран, ну как же это?!
ОЛЬГА. Его зовут Вадик, Вадик, Вадик!
ТАМАРА. Дак как на самом деле-то?
АСЯ. Тигран, ну как же это вышло-то?!
ТАМАРА. Алё, ну как же это вышло-то, что всё шелками вышито, судьбы моей простое полотно?!
ГЛЕБ. Я пойду.
ТАМАРА. Только двинься, сидеть! Сколько ему лет, говоришь?
ВАДИК(жуёт). Мне тридцать три. Было. Глеб, хочешь орешков? Кто-то хочет орешков? Пожалуйста. И жвачка тут. Бесплатно. И семечки ещё. Вот.
ТАМАРА. А?!
ВАДИК. Я говорю — угощайтесь. Что? Мне тридцать три, я же сказал.
ТАМАРА. А потасканный. Не пятьдесят?
ВАДИК. Вы кто? Угощайся, Глеб. А что?
ТАМАРА(хохочет). Из-за этого киндер-сюрприза толстого мы скубёмся, лучшая подруга плюет в душу мне… Из-за этого?!
ВАДИК(дрожащими руками высыпает из карманов кулёчки на стол). Из-за этого.
АСЯ(рыдает). Как ты мог, как ты мог…
ТАМАРА. Тридцать три, говоришь? Футболист? «Динамо»? «Пахтакор»? Ереван? Тбилиси? Оля, мать моя Феофания, прости. Я сначала рассердилась, а сейчас Тиграна увидела и мне тебя жалко стало. Родная моя, прости. Родной мой, садись за стол. Родные мои, у нас два ящика водки, двигаемся, наливай, а то свет погаснет. «Живем в комарином лесу! На ужин зажарим лису!»
Погас свет. Все вскочили, забегали по квартире испуганно.
Ну, я же говорила. Говорила вам. Глеб, сядь, сказала, сиди!
ВАДИК. Ася! Прости меня, но я… но мне… но я… (Плачет.)
АСЯ. Тигран, ты ж поехал за кольцами?
ОЛЬГА. Это недоразумение. Он мягкий человек. Факт тот, что его обкрутили. Я недавно перечитывала Фрейда и…
ТАМАРА. Кошмар, Маруся отравилась. И ты тоже? Вы от долгого общения одинаково говорить стали, прям сиамские близняшки. Ты на неё, на эту моромойку стала похожа, Ася! Тоже баба в штанах стала, мужик! Фрейда читают, говорят: «факт тот, что, факт тот, что». И что он, факт ваш, Фрейд ваш? Я его давно не смотрела. Я всё за сказки Афанасьева хватаюсь жирными руками, как посуду помою, грядки вскопаю, пол подмету. И что он говорит, ну?
ОЛЬГА. Там все объясняется.
ТАМАРА. Киндер-сюрприз, ты, толстенький, что замолчал?
ВАДИК. Надо было сказать раньше, но я не мог. Мне стыдно. Я не могу вернуться к тебе, потому что мне надо еще подумать.
ОЛЬГА. Нет, ты же сказал, что не поэтому, а потому, что ты с ней не хочешь жить и что она тебя увлекла в яму! Ей нужны твои деньги!
ВАДИК. У меня нет денег! И я так не говорил!
ОЛЬГА. Ну, а как ты говорил?
ВАДИК. Ну, как-то не так.
ОЛЬГА. Ну, смысл был такой ведь, или нет?
ТАМАРА. Госпожа мать, дайте им разобраться, не лезьте!
ОЛЬГА. Да вы не лезьте сами! Это будет плюрально.
АСЯ. Правильно тебе мать Феофания, в смысле — Ольга Ивановна говорит! Тебе всё весело, дура такая?! Радуешься? Накаркала? От зависти лопаешься?
ТАМАРА. Вот спасибо.
АСЯ. А что — не так? Тампакс! А что? Сама сказала, так себя зовёшь.
ТАМАРА. Родная моя, я ж не при людях это, а в быту, так сказать, себе самой, когда я одна, так сказать, как Ольга вот себя. Я ведь тебя защищаю, я ведь к тебе в свидетели. В свидетели Иеговы, в свидетели Тутанхамона! Спасибо. А что — со мной можно не чичкаться. Я ведь здесь так, чтоб фа-фа, ля-ля, побазарить, на люстре покачаться.
АСЯ(рыдает). Ну, перестань, не задирайся, видишь, что творится, нет?
ТАМАРА. Нет, спасибо, я обиделась. Глеб, уходим. Я обиделась. Оленька и Вадинька, вам свидетель не нужен? Вы на машинке? Дотрясите меня до города.
ОЛЬГА. Конечно. Дотрясем. Поехали, Вадик. Вам куда, к вокзалу?
ТАМАРА. Да неужели я на вокзальную похожа?
ОЛЬГА. Вы же сказали, в аэропорту работаете.
ТАМАРА. Ну, работаю, а не прирабатываю, итит твою мать. Через день на ремень. Мне, главное, с «Кубы» выбраться. С острова! Поехали от этой идиотки. «Остров невезения в океане есть! Тут живут ужасные люди дикари!»
АСЯ. Сама идиотка.
ТАМАРА. Что ж ты такая поперечная-то стала, а? Я ж тебя защищала. На кого накинулась? На благодетельницу, да? Я ж к тебе по-людски, а ты?
АСЯ. Так не защищают. (Рыдает.)
ТАМАРА. Всё, до свидания. Поехали. Забирай портрет, Вадик, и вперёд, всё ясно с этой козой. Хорошо, хоть она сейчас нам раскрылась, а то бы мы, то есть — ты, Вадик, — так бы и прожил с нею и не знал бы, что она — коза. Глеб, пошли.
Любительскому ансамблю народной песни «Наитие» – 10 лет. В нем поют пять женщин-инвалидов «возраста дожития». Юбилейный отчетный концерт становится поводом для воспоминаний, возобновления вековых ссор и сплочения – под угрозой «ребрендинга» и неожиданного прихода солистки в прежде равноправный коллектив.
Перед Вами – пьеса «Букет» известного екатеринбургского драматурга Николая Коляды, написанная им в 1990 году. В старом домике живут 70-летняя старуха; ее сын, инвалид Миня, составляющий букеты из репейника с бурьяном, зачитывающийся умными книжками и извлекающий из них полезные для жизни морали; а также их квартиранты – неудавшаяся актриса и почти состоявшаяся шлюха; студент, приехавший из села; стареющая работница макаронной фабрики; и невнятный, но явно криминальный молодчик, рассчитывающий домик купить и воображающий себя новым Лопахиным...
Монолог в одном действии. Написана в июле 1991 года. Главная героиня Елена Андреевна много лет назад была изгнана из СССР за антисоветскую деятельность. Прошли годы, и вот теперь, вдали от прекрасной и ненавистной Родины, никому не нужная в Америке, живя в центре Манхэттена, Елена Андреевна вспоминает… Нет, она вспоминает свою последнюю любовь – Патриса: «Кто-то запомнил первую любовь, а я – запомнила последнюю…» – говорит героиня пьесы.
Амалия Носферату пригласила в гости человека из Театра, чтобы отдать ему для спектакля ненужные вещи. Оказалось, что отдает она ему всю свою жизнь. А может быть, это вовсе и не однофамилица знаменитого вампира, а сам автор пьесы расстаётся с чем-то важным, любимым?..
«Для тебя» (1991) – это сразу две пьесы Николая Коляды – «Венский стул» и «Черепаха Маня». Первая пьеса – «Венский стул» – приводит героя и героиню в одну пустую, пугающую, замкнутую комнату, далекую от каких-либо конкретных жизненных реалий, опознавательных знаков. Нельзя сказать, где именно очутились персонажи, тем более остается загадочным, как такое произошло. При этом, главным становится тонкий психологический рисунок, органика человеческих отношений, сиюминутность переживаний героев.В ремарках второй пьесы – «Черепаха Маня» – автор неоднократно, и всерьез, и не без иронии сетует, что никак не получается обойтись хорошим литературным языком, герои то и дело переходят на резкие выражения – а что поделаешь? В почерке драматурга есть своего рода мрачный импрессионизм и безбоязненное чутье, заставляющее сохранять ту «правду жизни», которая необходима для создания правды художественной, для выражения именно того драматизма, который чувствует автор.
Пьеса в одном действии из цикла «Кренделя». Написана в августе 2002 г.Когда-то Она работала секретаршей. Начались новые времена и вместо Неё взяли работать длинноногую девицу, а Её отправили на пенсию. Теперь Она перепечатывает какие-то тексты, чтобы выжить, не умереть с голоду. Но о прошлых временах не забывает, да и как такое забыть.Пьеса-монолог для актрисы в «бальзаковском» возрасте. Есть в ней, правда, ещё и Мальчишка, качающийся на железных воротах. С ним, с воронёнком, прилетевшим на её могилу, Она разговаривает, а ещё со всеми теми, кого хотела бы видеть, но никто не приходит к ней, забытой, в гости…