Турнир - [93]

– А если нет? Что тогда? Что мне это даст?

Итачи пытается положить руку на плечо, и я отстраняюсь. Хватит этих глупых прикосновений. Когда он так делает, создается ощущение, что я здесь – Кьюби, а его рука – моя собственная ладонь. Наруто говорил – чертов белый паук.

– Я готов рискнуть, если ты хоть на секунду вылезешь из скорлупы, – Итачи обводит взглядом комнату, которую мне любезно предоставил Джирайя для временного или постоянного проживания. Отмазался, мол, ему скучновато одному.

– Да что вы заладили… со своей скорлупой!

– А на что это похоже, по-твоему? По мне так в гробу можно интереснее провести время, чем здесь. Саске, ты же…

Брат поджимает губы – его ретрансовые навыки дают сбой. Огонек свободнее блуждает по влажным глазам, и я снова отвожу взгляд.

– Ты умираешь.

Я не отвечаю. Зачем? Всё уже сказано за меня. Да и мертвые не разговаривают.

Умираю, значит? Пусть так.

Тогда и терять мне тоже нечего.

***

Я не мог его ненавидеть. Очень хотел. Хотел до наркотической жажды, до ломки. Я лез на стены, громил магическую комнату пока не сломал костяшки пальцев о старое зеркало, сжег вещи, уничтожил всё, кроме меча, картин и нескольких мелочей. Всё, что я посчитал важнее собственной жизни, спрятал в сокровищницу – и, будто какой-то полоумный дракон, запер её на непреодолимый замок, запаяв, к чертовой матери, люк в подвал.

Я разрушил, расщепил на атомы всё, что носило на себе его отпечаток. Даже пепел от рубашек закопал, воя от безысходности на заднем дворе.

Но так и не смог возненавидеть. Потому что такой отпечаток был на мне, внутри меня. И чтобы от него избавиться пришлось бы сжечь и закопать себя самого.

Когда всё началось, мы были уверены, что не переступим черту. Когда черта стерлась, мы возвели стены. Но сами того не осознав, создали дверь. Когда стены стали бесполезны, мы придумали молчание. Оно загнало нас в клетки, и чтобы слышать друг друга, приходилось кричать.

А теперь есть что-то, что тянет из меня душу и удерживает на месте. На том месте, откуда Наруто никогда и никого не услышит.

В этот, последний день, для меня всё так же, как в первый. Всё так же дико просыпаться с прохладной подушкой под ладонью. Дико умываться в тишине, дико стучать кухонным ножом ради самого себя. Человек удивительно быстро привыкает к сентиментальщине.

Я привык так, что теперь остается только притворятся, что мне это не нужно.

Неприятно осознавать, но даже будучи неизвестно где и неизвестно почему, Наруто и его вера в лучшее ставит меня на колени. Снова и снова. Я готов упасть – сотню раз, если потребуется. Готов стереть в кровь всё, что у меня есть, готов пожертвовать и жизнью, и смертью, и тенью. Что еще у меня есть ценного?

Всем пожертвовать, только бы он вернулся. Живым.

Я думаю об этом, замерев в ловушке искусственной каменной кладки, в жалкой импровизации средневекового замка. Думаю – и не могу понять, зачем снова и снова дергаю надежду за хвост.

– Я нашел тебя первым.

Топор паузы сокрушительным ударом обрушивается на мои мысли и превращает их в жалкий комок бессмысленных букв.

Никаких шансов уничтожить отпечатки.

Теперь – точно никаких.

– Ты…

Наруто накрывает мой рот ладонью, криво улыбаясь из-под широкого капюшона. Прошло полгода, но я видел эту улыбку совсем недавно. Во вчерашнем сне.

Споткнувшись о мой взгляд, он пытается что-то сказать. Слова застревают в горле, как занозы. Деревянные, тяжелые и злые. И вытаскивать их приходится с шипением и слезами.

– Ты похудел… надо было присылать тебе обеды?

Я смахиваю его руку, чтобы можно было заорать погромче, но голос превращается в воздух. И мозг тоже. Мне нужны слова – здесь и сейчас, а их нет. Ни единого. Как у новорождённого младенца.

Как же ими пользоваться?

Это не объятия. Это отчаяние в форме жеста – так бывает. Лучше бы мне не знать, что бывает.

– Костюмчик смерти? Получше ничего не нашлось?

– Я слышу это от дьявола? Серьезно, Саске, дьявол?

Его хрипловатый голос и запах обволакивают меня вязкой пеленой. Шмыгнув носом, Узумаки сует нос мне под ворот. Этот жалкий жест заставляет огромного монстра в моей груди склонить голову.

Я снова проиграл.

Нас тянет куда-то – то ли я веду, то ли он… по необъятному залу, заполненному людьми в костюмах.

– Если честно, я думал, ты попытаешься меня убить, – шепчет Наруто, проскальзывая мимо вальсирующих пар. От его рук по запястьям ползет дрожь и смешивается с моей в тонкую трусливую вибрацию. Мне хочется выдрать руку, чтобы этого не чувствовать, но нет сил.

Вот он, герой. Герой, который по утрам, топая за хлебом, прячется от снайперов за машинами. Герой, ценой собственной жизни вытаскивающий ошалевших от страха людей из самых темных дыр.

Демон, с которым никто не в силах совладать.

Герой, от которого у меня мороз по коже.

– Попытаюсь. Будь уверен.

Сонная ярость сворачивается внутри беспомощными кольцами. Наконец, возвращаются слова и способность более-менее внятно выражать мысли.

– Ты предал меня. И себя. Всё, что мы создали. Ты должен был сказать мне, что собираешься делать. И взять с собой.

– Я не могу, Саске. Рядом с тобой я…

Наконец, затащив меня в какую-то подсобку, Наруто нервно стягивает капюшон с головы. Его волосы отросли и теперь напоминают патлы Перис Хилтон. На лице появился шрам – свежий, у виска. А тот, что под нижней губой, спрятался под слоем белесой кожи.