Турнир - [40]

– Сейчас ты под моим наблюдением, и пока не докуришь, я тебя отсюда не выпущу.

Второй глоток абсента куда более ощутим, чем первый. Чиркает зажигалка и я, с неуклюжестью юного курильщика, пытаюсь вдохнуть едкий дым. Гадость-то какая…

– Чего морщишься?! Знаешь, сколько одна такая штука стоит?!

– Слава богу, нет, – хриплю сквозь кашель. – Что случилось с Итачи? Как он выжил? Вы знаете?

Густое дымное облако рассеивается и, наконец, выражение лица Джирайи становится серьезным.

– Он рассказал мне далеко не все. То, что с ним произошло, это тщательно спланированная месть. Данзо, он же, тварь, как шахматист. Никогда не убирает фигуры с поля, пока не будет уверен, что они полностью отыграли партию. Он может довести тебя до грани, до самого безумного поступка, но сохранит жизнь, потому что жизнь в его глазах единственно ценная штука. И разве он не прав? Фигуры могут пригодиться в любой момент, и чем их больше, тем интереснее игра. Так знай же, чем бы он ни угрожал, какие бы слова не говорил, ты или кто-либо еще в этой партии не умрет. Саске, твои друзья, твои знакомые, фанаты и недруги, они все – ценные фигуры. Есть только одно «но». В подчинении у Данзо имеются люди, мнение которых может расходиться с его собственным. И практически каждый из них ведет свою собственную игру на стороне, а уж какое отношение к пешкам у этих господ – совсем другой разговор…

От слов Джирайи по спине бегут мурашки. Чтобы хоть как-то успокоить себя и мурашек, снова делаю небольшую затяжку. Да, все-таки, это моя первая и последняя сигарета в жизни. Как можно безостановочно этим дышать? Это ж испытание похлеще жизни с Учихой…

– Это я знаю не понаслышке. С чего все началось? Откуда растут корни конфликта?

– Долгая история, малыш, – кажется, в голосе старика звенит сожаление. – Когда-то было время… мы понимали друг друга. И начинали мы с одной тропинки, но, как видишь, пути разошлись. Данзо был одним из тех, кто, научившись проворачивать неплохие трюки, пытался своровать кошелек у каждого встречного. Он избрал для себя путь афериста и очень скоро нашел единомышленников, таких же фокусников без мечты, жаждущих наживы. Ты просто представить себе не можешь, сколько трюков и обманных схем у него в запасе, сколько людей пострадало от этих хитроумных махинаций. Со временем схемы стали детальнее, подельники – серьёзнее и умнее, суммы крупнее, обманы масштабнее. Как видишь, это позволило ему сколотить целое состояние и пропихнуть всех «своих» на руководящие посты. Синтагма – это даже не место и не группа головорезов. Это скопище очень опасных людей, способных обмануть кого угодно. Это сеть, в которой подвязано не меньше сотни ядовитых пауков. И… знаешь, не в обиду тебе сказано, я понимаю, почему Данзо стал интересен именно ты. Ни Саске, ни кто-либо другой… не смог бы сделать того, что можешь сделать ты. Твой потенциал, твоя энергия совсем иного уровня.

– Лучше бы я был посредственным существом, – немного расслабившись, откидываюсь на спинку дивана. – Эта «особенность» приносит одни беды.

– Мне хочется верить, что он ошибается в тебе. Что твоя светлая сторона, не контрастна темной. Мне страшно подумать, что этот огромный потенциал можно использовать как на стороне добра, так и во зло, как бы пафосно не звучало. Мне просто хочется тебе верить. Верить тебе и в тебя тоже.

Джирайя замолкает и подливает новую порцию алкоголя нам обоим. Я не спешу опрокидывать в себя новую порцию – от сигареты поверх абсента меня и так неплохо развезло.

– Мне тоже хочется верить… в то, что он ошибается.

– Хочешь сказать, ты сам не понимаешь, где подвох?

– Иногда мне кажется, что внутри сидит чудовище, способное на всё. Особенно сильно это проявляется, когда происходит что-то вроде… – медленно киваю в сторону двери. – Как бы я хотел сейчас вытрясти из Данзо правду о том, что он сделал с Итачи! Всю, до последнего факта. Это желание такое сильное, что я мог бы даже… я мог бы стать таким, как он. Я мог бы расставлять ловушки и капканы, ломать судьбы. Если бы меня заставили убить ради Саске, я бы это сделал, не задумываясь. Никакой моральный выбор не может оправдать подобное. Смешно ли, что вывернись история наизнанку, рука ведьмака и иллюзиониста-тени дрогнет, а моя, рука волшебника – нет?

– Ты говоришь так, основываясь на том, что уже пережил. Но, Наруто, в каждом человеке есть хорошее и плохое, согласен? Проблема лишь в том, фигурами какого цвета ты собрался играть.

– В шахматах нет плохих и хороших. Есть только две стороны, мы ведь уже говорили об этом? Почему мне так хочется оказаться поперек всего этого, на третьем поле, вне игры? Почему мне хочется быть не черным и не белым, а вообще оранжевым? Притом… оранжевой королевой. Короли, они только на одно поле ходят…

Джирайя добродушно хохочет, салютуя мне стаканчиком.

– Ты уже в говно, парень. Можешь поспать на диване, пока эти двое не разгребут мусор своей жизни. Боюсь, это долгий и мучительный процесс.

Кое-как ткнув истлевшей сигаретой в пепельницу, с удовольствием валюсь на жесткие декоративные подушки.

Почему-то вся нестерпимая тяжесть куда-то испарилась.