Туркестанские повести - [18]

Шрифт
Интервал

В клубе кобелек сел рядом с Новиковым.

— Начнем, что ли? — потрепал солдат Дембеля по носу.

— Гав! — тявкнул тот.

— Итак, пластинка «Гав», Кузьма! — крикнул Саша Родионову, исполнявшему по совместительству обязанности заведующего клубом и киномеханика. — Давай твистик!

Родионов включил грамзапись. По-настоящему Новиков, видимо, не умел танцевать и потому выписывал ногами потешные вензеля. Посыпались реплики:

— Циркач!

— Чарли Чаплин!

В дверях мелькнули и скрылись каштановые косички дочки старшины. Аннушка училась в Кизылшахаре и иногда под выходной приезжала домой.

— Внимание, разведка! — объявил Новиков. — Сейчас появятся наши боевые подруги. Кузьма, меняй пластинку, пока Дулин не выпроводил меня вместе с Дембелем.

Новиков не ошибся. Как только Родионов включил вальс, в клуб вслед за стройной, длинноногой Аннушкой, одетой «по-взрослому», а не в школьную светло-коричневую форму с белыми манжетами и шелковым отложным воротничком, впорхнули девчата. Потом подошли офицеры.

Начались танцы. Бытнов пригласил Валю Леснову. Она была чуть выше его плеча — красивая, мечтательная, с большими синими глазами. Ее партнер танцевал не ахти как, и ей приходилось подстраиваться, а иногда и вести его.

Приподняв голову, Валя смотрела Бытнову в лицо, словно получше хотела разглядеть его. Смотрела и робко улыбалась одними глазами.

— Нина Демьяновна, разрешите? — подошел к Тарусовой Семиванов.

— Пойдем, Борис. Павел-то мой конкурсную задачку решает. Звала — не идет в клуб. Обещал, говорит, Бытнову помочь. А Андрей Николаич, видишь, другую задачку решает…

Лейтенант вел Нину Демьяновну бережно, обходя пары замешкавшихся солдат: девчат на всех не хватало, и многие ребята «крутили бочки» друг с другом.

— Живучи пережитки, — сказал Саша Новиков, придерживая Дембеля, чтобы тот, паче чаяния, не вырвался в круг танцующих и не встал среди них на задние лапы, как это уже случалось не однажды. — Всякие вальсы да мазурки идут от дворянщины. То ли дело твистики, рок-н-ролльчики! Все ходуном — от головы до ног, — карикатурно передернулся он, изображая какое-то па наимоднейшего танца.

Горин согласился с ним.

— Убожество, — кивнул он на танцующих солдат. — Неужели и я докачусь до такой топтыгинщины?

— Вполне возможно. Ты уже начинаешь дичать в своей канцелярии, чураться нашего брата. Как же! Писарь-каптенармус! — расхохотался Новиков.

Николай Акимушкин сидел поодаль ото всех и грустно смотрел на Валю Леснову. А она даже не видела его. Она, кажется, никого не видела, кроме Андрея Бытнова.

— Коля, пошли на улицу, — пригласил Новиков дизелиста, — споем «Песенку о робинзонах».

Насмешник и балагур, а вот заметил, что товарищу не по себе, и тут же сбросил актерскую маску: «Коля, пошли на улицу».

Акимушкин невесело покачал головой: нет, ребята.

Мы вышли из клуба — я, Григорий, Шукур, Саша, Женя Попелицын с баяном через плечо.

— Дай-ка второй номер, «Робинзонов»! — попросил его Новиков и начал задорным тенорком:

Нет на карте белых пятен,
Вся земля давно обжита…

— А что, братва, если к Седьмому ноября концерт отгрохать? — предложил Саша. — Баянист есть, я за конферансье сработаю, Горин стихи прочтет. Девчат пригласим. А то как-то все у нас стихийно и несерьезно — трали-вали…

— Впервые слышу дельное предложение. Я согласен. Такой концерт дадим! — с пафосом воскликнул наш писарь.

С ним согласились.

— Кино будем смотреть? — спросил Новиков.

— Куда же деваться, если ничего лучшего нет, — вздохнул Горин.

Ребята возвратились в клуб, где Кузьма Родионов уже гасил свет. Докуривая сигарету, я задержался. Мимо меня быстро прошли Бытнов и Валя. Бытнов был одет в штатский костюм. На бортах его пиджака поблескивало столько спортивных медалей и значков, что даже завидно стало. Где и когда он успел получить их?

— Опять старье крутят, — послышался голос техника.

— Андрюша, а я не видела эту картину.

— «Ключи от неба»? Ничего интересного. Все надумано, приукрашено. Разве такая жизнь у ракетчиков? Бот она, смотри, жизнь-жестянка, в пустыне… Только разве такое покажут? Пойдем, подышим свежим воздухом.

— А может, все-таки в кино? — робко возразила девушка.

— Что ж, оставайся, я один погуляю.

— Ну хорошо, Андрюша. Как-нибудь в другой раз посмотрю…

Растоптав окурок, я шагнул в клуб и чуть не столкнулся с Николаем Акимушкиным. Он замер в двери, напряженно всматриваясь в темноту. «Вот оно что, парень! — мелькнула в голове догадка. — Плохи твои дела! Бытнов уже разговаривает с твоей зазнобой как хозяин…»

Я раздумал идти в кино. Медленно побрел по едва заметной дорожке. Ах ты, Коля-Николай, выходит, у тебя не все ладно с делами сердечными. У меня, брат, тоже…


Их было много, девчат, а мне приглянулась одна, Люда. Почему? Трудно сказать. Это всегда сложно объяснить.

Я уже не помню сейчас, где познакомился с Людой. Кажется, в клубе части, в которой когда-то служил ее отец. Там же она и надавала мне пощечин. При всех. В самый разгар танцев… Но это случилось потом, а сначала мы познакомились и долго дружили.

Студенты и десятиклассники охотно ходили в этот клуб, потому что его начальник — лейтенант Виктор Луков — был славным парнем, хорошим организатором. Конечно, о клубе мы судили только по танцам, концертам и вечерам самодеятельности.


Рекомендуем почитать
Паду к ногам твоим

Действие романа Анатолия Яброва, писателя из Новокузнецка, охватывает период от последних предреволюционных годов до конца 60-х. В центре произведения — образ Евлании Пыжовой, образ сложный, противоречивый. Повествуя о полной драматизма жизни, исследуя психологию героини, автор показывает, как влияет на судьбу этой женщины ее индивидуализм, сколько зла приносит он и ей самой, и окружающим. А. Ябров ярко воссоздает трудовую атмосферу 30-х — 40-х годов — эпохи больших строек, стахановского движения, героизма и самоотверженности работников тыла в период Великой Отечественной.


Пароход идет в Яффу и обратно

В книгу Семена Гехта вошли рассказы и повесть «Пароход идет в Яффу и обратно» (1936) — произведения, наиболее ярко представляющие этого писателя одесской школы. Пристальное внимание к происходящему, верность еврейской теме, драматические события жизни самого Гехта нашли отражение в его творчестве.


Фокусы

Марианна Викторовна Яблонская (1938—1980), известная драматическая актриса, была уроженкой Ленинграда. Там, в блокадном городе, прошло ее раннее детство. Там она окончила театральный институт, работала в театрах, написала первые рассказы. Ее проза по тематике — типичная проза сорокалетних, детьми переживших все ужасы войны, голода и послевоенной разрухи. Герои ее рассказов — ее ровесники, товарищи по двору, по школе, по театральной сцене. Ее прозе в большей мере свойствен драматизм, очевидно обусловленный нелегкими вехами биографии, блокадного детства.


Петербургский сборник. Поэты и беллетристы

Прижизненное издание для всех авторов. Среди авторов сборника: А. Ахматова, Вс. Рождественский, Ф. Сологуб, В. Ходасевич, Евг. Замятин, Мих. Зощенко, А. Ремизов, М. Шагинян, Вяч. Шишков, Г. Иванов, М. Кузмин, И. Одоевцева, Ник. Оцуп, Всев. Иванов, Ольга Форш и многие другие. Первое выступление М. Зощенко в печати.


Галя

Рассказ из сборника «В середине века (В тюрьме и зоне)».


Мой друг Андрей Кожевников

Рассказ из сборника «В середине века (В тюрьме и зоне)».