Туркестанцы - [73]

М. В. Фрунзе и В. В. Куйбышев, внимательно наблюдая за событиями в Хиве и Аму-Дарьинской области, считали, что трудящимся Хивы необходимо помочь освободиться от разбойничьих банд Джунаида и белоказаков. 22 декабря 1919 года командованию советских войск в Турткуле был отдан приказ: «Реввоенсовет Туркестанской республики, считая борьбу с казацко-иомудской авантюрой затянувшейся и предупреждая готовящееся нападение на наш берег, ставит войскам Аму-Дарьинской группы задачу скорейшей ликвидации феличевой авантюры и последних остатков белогвардейщины в Аму-Дарьинском отделе». По указанию Фрунзе Шайдаков был назначен уполномоченным Туркестанского Военно-революционного комитета.

20 февраля 1920 года диктатура Джунаида пала, а вместе с ней кончилась власть его лакея хана Сеид-Абдуллы, вступившего на хивинский престол после отречения хана Исфендиара.

Обманув бдительность трудящихся и воспользовавшись тем, что войска Туркестанского фронта были отвлечены борьбой против эмира бухарского, младохивинцы захватили власть в провозглашенной Хивинской Народной Советской Республике.

Борьба Коммунистической партии Хивы с младохивинцами закончилась провозглашением в 1923 году Хивинской Советской Социалистической Республики. Однако отголоски национализма еще долго давали себя знать в деятельности младохивинцев, пробравшихся с помощью русских троцкистов на руководящие посты в республике.

Так, командир Хорезмской бригады троцкист Дубянский, готовя с младохивинским военным назиром Шакировым заговор против Советской власти, не останавливался ни перед какими преступлениями. В сентябре 1920 года они обратились от имени советского командования и полпредства к Кош-Мамеду с предложением собрать 700 всадников из числа добровольцев и вместе с ними прибыть в Хиву якобы для отправки на Бухарский фронт.

Кош-Мамед выполнил это распоряжение. 20 сентября 1920 года он привел в Хиву отряд численностью в 600 всадников. Отряд был размещен в ханском пригородном саду Тазабаге, а самого Кош-Мамеда пригласили на секретное заседание правительства. Здесь один из заговорщиков выстрелом из нагана в спину убил Кош-Мамеда. Туркмены-добровольцы были разоружены, часть их расстреляли, а часть выслали за пределы Хивинской республики.

Затевая эту провокацию, заговорщики рассчитывали восстановить массы против Советской власти. И действительно, некоторое время колеблющиеся слои населе-ния стали активно поддерживать басмачество и пополнять отряды Джунаид-хана.

Чтобы усилить напряженность, Шакиров потребовал, чтобы из Ташкента были присланы части Красной Армии для разоружения туркмен, которые якобы готовили восстание против Советской власти.

Но предатели просчитались. Туркбюро ЦК РКП (б) и Турккомиссия ВЦИК в Ташкенте, получив сигнал о кровавых событиях, направили в Хиву Чрезвычайную комиссию для расследования причин хивинских событий и привлечения к ответственности преступников, действовавших от имени Советской власти.

Проведенное комиссией расследование показало, что младохивинцы совершили это кровавое преступление с целью обострения национальной розни между узбеками и туркменами, чтобы, обвинив туркмен в измене, обезоружить и подавить их силами Красной Армии.

* * *

Такова, кратко, история революционной борьбы в Хорезме, о чем я считал необходимым рассказать Левандовскому, который, как всякий новый человек в Туркестане, еще не успел разобраться в чрезвычайно сложной обстановке того времени.

— Власть на местах в Хорезме полностью принадлежит Советам, — говорил Левандовский. — А между тем там по-прежнему много безземельных дехкан. Рас-пределение воды вызывает столкновения, время от времени точно из-под земли появляются басмаческие шайки. И это тогда, когда все племенные вожди клянутся в верности Советской власти.

— Думаю, что все дело в племенных вождях, — ответил я. — Здесь очень сильны феодально-родовые пережитки. Я в этом убедился в Локае. Правда, не побывав в Хорезме и не изучив обстановку на месте, трудно разобраться во всех тонкостях.

Левандовский взял в руки мое предписание и, снова прочитав его, сказал:

— Яков Аркадьевич, мы с вами люди военные. В Восточной Бухаре все спокойно… Я полагаю, что ваше место сейчас в Хорезме. Как вы смотрите на то, чтобы принять 8-ю бригаду?

Вопрос Левандовского был для меня неожиданным. Сколько труда пришлось мне затратить в Москве, чтобы вернуться в свою бригаду, и вот, когда я был уже почти у цели, все рушилось.

Пока я собирался с мыслями, Левандовский, видимо, понял, что у меня на душе, и сказал:

— Яков Аркадьевич, перемена вашего назначения — не мой каприз. Нам крайне важно и нужно иметь в Хорезме человека, хорошо знающего особенности местных условий.

— Но приказ Наркома… — пробовал было возразить я.

— Это мы уладим. Нарком нас поймет и поддержит. Значит, решено?

Мне не оставалось ничего другого, как согласиться с командующим.

Когда я вышел из штаба, солнце садилось. Лучи его пробивались сквозь густые кроны карагачей. Дворники поливали улицы из арыков. Вода веером падала на тротуары, прибивая пыль. Я шел к гостинице, где меня ожидала жена, приехавшая из Самарканда. Она еще ничего не знала о моем новом назначении, как не знали о нем и мои товарищи, которым я сообщил, что возвращаюсь в свою бригаду. Сколько таких внезапных перемен уже бывало в моей жизни! Может быть, потому я и полюбил военную службу, требующую постоянной собранности и готовности следовать туда, где ты больше всего нужен, службу беспокойную, но неизменно интересную, не позволяющую обрасти жирком.