Турецкий караван - [3]

Фрунзе прошелся, раздумывая, будто забыв о присутствующих. Вдруг поднял глаза:

— Наконец, произошло величайшее в истории народов всей земли… Вы понимаете, о чем речь… Наша Советская власть, наш Декрет о мире…

Легким точным движением Фрунзе взял листок на столе:

— Это обращение к мусульманам земли товарища Ленина. Оно было как удар молнии… Хочется, чтобы вы прочувствовали его. Это душевная инструкция нам, коль едем. Слушайте…

Фрунзе читал тихим ровным голосом:

— «Братья… Рождается новый мир… Мусульмане России, татары Поволжья и Крыма, киргизы и сарты Сибири и Туркестана, турки и татары Закавказья, чеченцы и горцы Кавказа, все те, мечети и молельни которых разрушались… царями и угнетателями России!.. Устраивайте свою национальную жизнь свободно и беспрепятственно. Вы имеете право на это…

Мусульмане Востока, персы и турки, арабы и индусы, все те, головами и имуществом которых… сотни лет торговали алчные хищники Европы, все те, страны которых хотят поделить начавшие войну грабители!

Мы заявляем, что тайные договоры свергнутого царя о захвате Константинополя, подтвержденные свергнутым Керенским, — ныне порваны и уничтожены. Республика Российская и ее Правительство, Совет Народных Комиссаров, против захвата чужих земель: Константинополь должен остаться в руках мусульман!.. Мы заявляем, что договор о разделе Турции… порван и уничтожен…» — Листок скользнул снова на стол. — Понятно ли, что́ произошло? И когда Антанта захватила Турцию, вошла в проливы, в Черное море, когда английские корабли стали бить и по нашим берегам, и по турецким, поддержали десант генерала Слащева на Керченском полуострове в Крыму, а крейсер «Калипсо», миноносцы «Тобано», «Томагавк» смели огнем села Владиславовку, Ак-Монай, Булганак, Аджимушкай, Катерлез и наши товарищи погибали здесь в каменоломнях, когда эти же и американские корабли высадили войска на турецком черноморском побережье, — тогда мы получили письмо от турецких патриотов, создавших в Анатолии новое, революционное правительство. Несколько месяцев шло письмо в Москву, преодолевая преграды, поставленные интервентами, но дошло. Мустафа Кемаль сформулировал предложение объединить усилия в борьбе, просил помощи. По поручению Совнаркома товарищ Чичерин ответил незамедлительно…

Фрунзе зачитал ответ: «Советская Россия, государство городских и полевых рабочих, враг всякого угнетения, протягивает братскую руку турецкому трудовому народу, герою больших сражений, разыгрывающихся в Малой Азии».

Зачитал и радиограмму Кемаля Ленину: «В твердом убеждении, что только наше тесное сотрудничество приведет нас к желанной цели, — я приветствую всякое дальнейшее закрепление связывающих нас дружеских уз. Выражаю Вам свою глубокую признательность за ту дальнозоркую политику, которая по Вашему Высокому почину проводится Советской Республикой как на Востоке, так и во всем мире».

Ваня спросил: интересно, как относится паша к турецкому беднейшему крестьянству?

— Ваша фамилия? — подался к Ване Фрунзе. — Пока что не возьмусь ответить вам, товарищ Скородумов. Совсем еще недавно Мустафа Кемаль находился при султане адъютантом. Казалось бы, кадет, монархист. Новые факты говорят, однако, что он — человек, уловивший ход истории, его программа отчетлива и практична: изгнать из страны интервентов, войска Антанты. От султана он как будто бы отделился.

Фрунзе зачитал еще одно письмо — Кемаля Чичерину:

— «…Наша нация вполне оценивает величие жертв, на которые пошла русская нация ради спасения человечества… Я глубоко убежден… что в тот день, когда трудящиеся Запада, с одной стороны, и порабощенные народы Азии и Африки — с другой, поймут, что… международный капитал пользуется ими… и в тот день, когда сознание преступности колониальной политики проникнет в сердца трудящихся масс мира, — власть буржуазии кончится… Нашего тесного союза будет достаточно для того, чтобы объединить против империалистов Запада всех тех, кто до сих пор поддерживает их власть покорностью, основанной на терпении и невежестве».

Ваня напряженно слушал. Обрадовался: вот, даже паша восстал против капитала. Значит, и в Турции возможна хорошая власть.

Фрунзе, верно, догадался, о чем подумал Ваня.

— Нет, он не марксист, хотя пишет, возможно, от чистого сердца. Мы еще не знаем, что он о себе самом думает и что он есть на деле, каково отношение к нему крестьян. Но факт, и очень важный, — за помощью он обратился к нам, голодным и разутым, а не, скажем, к богатой Америке. Выходит, союзник наш? Союзник!

— Соображающий, видать…

— И похоже, не робкий, — поддержал Фрунзе. — Получить наше оружие — значит, и наших врагов получить. А он, как только взял власть на клочке Анатолии, направляет своего адъютанта в Реввоенсовет нашего Кавказского фронта, просит: Антанта со всех сторон на нас наступает, дайте винтовок, пулеметов — отбиться…

Красноармейцы дружно, заинтересованно:

— Дали?

— Мы сами в это время еще воевали, но поделились чем могли — враг-то один. Англия снабжает Врангеля через проливы, Врангель — с ней, значит он и кемалистам враг. Тут же и дали.

— Кто скоро помог, тот дважды помог, — заметил Ваня. — Так у нас в деревне говорят.