Тупой Амур - [9]

«Привет, это я, как дела?»

Нет, слишком глупо и весело, мы ведь только что расстались. Джимми знает, что я горюю, еще подумает после таких слов, что мне сделали лоботомию. И вообще, лучше не сразу затевать этот разговор, а то он тотчас почует неладное.

Что, если просто сказать «привет», а потом замолчать, ожидая ответного паса? Это мне нравится, подумала она, и грустно, и основательно. Да нет же, господи, он, конечно же, ничего не скажет, и мы провисим молча на телефоне несколько часов. Так ничего не добьешься.

«Привет, это я. Послушай, нам с тобой надо поговорить».

Слишком откровенно, это его спугнет. Хэт знала по опыту, что Джимми не очень-то горазд на интимные разговоры. А если честно, подумала она, то и вообще не горазд по интимной части.

Хэт задумалась. Что, если сделать вид, будто бы я обо всем забыла? «Привет, Джимми, хочу тебе напомнить, что костюм можно забирать, а дядя Гектор из Дануна принял приглашение. Кольца тоже готовы». Эта выдумка ей понравилась. Именно так ведет себя мать, когда ты выкинула фортель, – не обращает на тебя внимания, что бы ты ни говорила, просто продолжает вести себя как обычно, пока ты не поймешь наконец, что разговариваешь с кирпичом, и ты сдаешься! Но, поразмыслив немного, Хэт отказалась и от этого варианта. Одно дело – не обращать внимания на вспышку раздражения, и совсем другое – не обращать внимания на Джимми таким образом, чтобы он на ней женился.

Хэт с удивлением наблюдала за тем, как внутри нее беспорядочно боролись две Хэт: одна – новая, отчаявшаяся, охваченная паникой, другая – старая, знакомая, готовая на все. Неясно было, кто победит, пока Хэт не взяла себя в руки и не выдала еще одну фразу, последнюю: «Привет, это Хэт. Послушай, я знаю, что ты бросил меня за полтора месяца до нашей свадьбы, но может, все-таки встретимся и выпьем кофе?»

Пожалуй, это самое правильное, придраться не к чему, решила Хэт. Понимая, что делает большую ошибку но не в силах остановиться, она глубоко вздохнула и протянула руку к трубке. И в тот же момент телефон зазвонил, да так громко и пронзительно, что Хэт подпрыгнула. Она была уверена, что это Джимми. Телефон продолжал звонить, а она все смотрела и смотрела на него, не поднимая трубки. Она боялась, что, если сделает это, Джимми тут же сообразит, что она стояла возле телефона и набиралась храбрости позвонить ему. Наконец, после мучительного ожидания, она сняла трубку:

– Хорошо, что я тебя поймала. Хотя не понимаю, почему ты до сих пор дома. Мы ведь договорились на девять тридцать, тебя ждет эта противная бирючина.[7] Не знаю, что с ней такое случилось в такое время года. Ну да ладно, раз ты еще не ушла, могу я обременить тебя? Не захватишь ли по дороге пинту молока?

Хэт не отвечала. Она все никак не могла смириться с мыслью, что это звонит не Джимми Мэк, а Присцилла – приятельница ее матери и самый старый клиент Хэт.

– Алло, Хэт, ты меня слышишь?

– Да, пинту молока, хорошо, сейчас выхожу, – машинально ответила Хэт.

– Я бы и сама доковыляла до углового магазина и ноги заодно бы размяла, да не выношу этих бесконечных разговоров с его хозяином. Добряк, но какой зануда! Лучше бы мне в уши лавы раскаленной налил, чем распинаться полчаса насчет того, чья это ответственность – подметать тротуар перед магазином. И не могу сказать, что он совсем мне не нравится. Бог свидетель, я рада, что рядом есть магазин, который всегда открыт, да и сам он по-своему довольно мил. Но, честное слово, разговор о подметании тротуара… нет, это испортит мне все утро.

Обычно Хэт прерывала Присциллу на полуслове и не давала ей зайти так далеко, но на этот раз она ее не слышала. Ее продолжало пошатывать от мысли о том, что на другом конце провода мог бы быть и Джимми.

– Нет-нет, все в порядке, Присцилла, я куплю молока.

– Только возьми настоящее, а не эту обезжиренную бурду, которую пьет молодежь! Какая гадость! Все равно что в чай добавить корректирующую жидкость. – И Присцилла положила трубку, довольная тем, что ее просьба будет исполнена.

Звонок выбил Хэт из колеи. Она так зациклилась на том, что сказать Джимми, что совершенно забыла, что собиралась делать утром. Теперь, когда ей это напомнили, она испытала огромное облегчение, как будто в последнюю минуту ее вырвали из пасти льва. Умом она прекрасно понимала, что звонить Джимми – значит совершить ошибку, но безумие брало над ней верх. Ей хотелось рухнуть на колени и поблагодарить Бога за то, что он создал Присциллу – самую ленивую женщину на свете, непревзойденную любительницу покомандовать.

– Свадебный мандраж, только и всего. Ну да, типичный мужчина, типичное предсвадебное напряжение. Мне хватило бы и пинты, столько мне не выпить, – бросила Присцилла, размахивая литровым пакетом, который принесла Хэт.

Сначала они расположились на кухне за чашкой кофе, после чего Хэт должна была приступить к очередной еженедельной попытке привести в порядок заросли трав, кустов и деревьев вокруг некогда великолепного, а ныне пришедшего в запустение дома, который достался Присцилле от родителей.

Присцилла Монтегю и мать Хэт, Маргарет, учились в одной школе. Странно, что они продолжали дружить и сейчас. Хэт была благодарна небу за то, что ее довольно заурядная и недалекая мать оказалась подругой такой необычной женщины, как Присцилла, которая вела яркую и полнокровную жизнь с тех давних времен, как в конце 1950-х годов дебютировала в качестве модели. Теперь, когда ей пошел шестой десяток, она слегка замедлила темп. Мужа у нее не было, детей тоже, и она стала чем-то вроде любимой тетушки Хэт, а в последнее время тетушкой и Джерри, которому сдавала комнату. Эту эксцентричную, независимую и жизнелюбивую женщину никогда не терзали ни сомнения, ни сожаления. Это она подбила Хэт заниматься садоводством, сыграв на ее детском интересе ко всему зеленому и усилив его. Хэт доверяла ей больше, чем матери, и ничего от нее не скрывала.