Тупо в синем и в кедах - [16]
#and_so_on_and_so_forth #и_т_д_и_т_п
Агнешка сегодня заявила: ее надо выводить в люди. Меня то есть. Она же скоро забудет, как выглядит небо. И солнце. И снег. И люди. Смотрите-смотрите, – она в меня тыркнула очками, а я, между прочим, копалась в химических уравнениях, готовилась к встрече с Горой, – смотрите, целый день сидит в мятой пижаме. Ни губы не подкрасит, ни брови, ничего.
Губы подкрасит! Брови! Я! Губы, брови! Вай мэ! (Так Лали говорит, моя знакомая девочка, потенциальная одноклассница.) Это Агния еще не сказала, что я растрепа – у меня только-только начала пробиваться боязливая молодая травка на голове. Кстати, у Полины она уже такими кустами буйными растет, у нее уже jungles на голове, а у меня пока еле-еле.
Кстати, про The jungles Киплинга. Полина задала читать, и я стала думать, кто у нас кто из «Книги джунглей». Получилось, что Маугли у нас Мистер Гослин. Потому что он – ближе всего к той модели человека, которую придумал Бог. Он не хитрит, не врет, искренний, любит всех, помогает всем, радостный… Но это потом. Книгу я полюбила. Еще напишу.
– Гоните ее гулять, – Агнешка выступает, – а то пустит корни в паркет и будет коротать дни, как старуха какая-то. – И знакомься иди! Знакомься с людьми! С мальчишками знакомься побольше! С разными! У тебя должен быть выбор, с кем целоваться: один тут, второй в Киеве, третий в Берлине, четвертый…
– …в Караганде… – вежливо подсказал Дима.
– Заводи друзей! Дружи! – митинговала Агния.
Знакомиться… Дружить… Мы в клинике старались не привыкать, не дружить. Маленькие дети еще играли вместе, если физически могли, но редко. А те, кто постарше, нет. Поддерживали друг друга, конечно. В основном родители. А мы – нет, не дружили. И сил не было. И остерегались. Это инстинкт самосохранения, наверное. Потому что ничем другим невозможно объяснить, почему мы близко не сходились. Там своя специфика отношений. Никто никогда не знает, что случится ночью, кто как выдержит или не выдержит операцию. Кто вернется в палату, а кого увезут в реанимацию после процедур. Ты ждешь, ждешь, а они не возвращаются. Кого ты встретишь в холле, когда придет Дед Мороз, а кого нет. И родители нас оберегают. И мы как-то… Перед первой ремиссией, когда я там лежала, одна была девочка. Нам по двенадцать лет. Нет, ей было десять, мне двенадцать. Или ей одиннадцать. Я завидовала, что она любит и умеет фотографировать и что у нее длинные пальчики. Больше нечего писать. Лица ее не помню. Только пальчики. Не хочу это! Бесит меня это! Бе-сит! Уродство какое эта ваша взрослая подлая жизнь!
#two_little_ghostesses
Мне наконец разрешили гулять. Я гуляла сегодня по нашему кварталу. Видела вот что. Маленькое черное дерево в снегу, а на нем красные яблоки, семь штук. Теперь буду приходить и смотреть, как оно. Еще ходила вдоль реки, стояла на мосту. Вода неподвижная, спит. Если бросить в нее камешек, она лениво поморщится и все, тяжелая и густая, как масло. Черная.
Заметила, что за мной кто-то крадется. Полина! Я ей крикнула: здрасте, Полина Игоревна! Она прошла по другой стороне улицы, типа ой, я такая рассеянная, ничего не вижу, беретиком глаз прикрыла. Даже не взглянула. Ага, ага. Придет, доложит, что я по закоулкам брожу. Вот неугомонные бабки мои! Агния поручила присмотреть, ну сто процентов же! Three Two little ghostesses. Sitting on postesses, Eating buttered toastesses…
(На полях: «Три очень милых феечки сидели на скамеечке…» А на самом деле, если переводить дословно: «Три маленьких девочки-привидения…»)
#ravens #вороны
Еще видела вот что. Круки, черные и большие: крх – крх-крх! Прямо надо мной. Это не crows, a ravens. Такие как в Tower. Большие, как куры. Ничего и никого не боятся. Собака коричневая, длинноногая борзая, в саду у соседей принялась лаять на них, и они спустились пониже, наклонили головы: а ну кто тут, кто? А потом вообще спустились на землю. И пошли вразвалочку таким блатным походнячком на собаку, грудь вперед, клювом щелкают: мол, ты, борзая, оборзела, да? Ты на кого гавкаешь, борзая, да? Ты на кого пасть разеваешь? Ты чо такая борзая, борзая, ы?
Страшные бандиты эти рейвенз. Борзая – крутая бесстрашная собака – завизжала и удрала в вольер. А круки теперь около вольера ходят, покачиваясь. Мол, выдь поговорим, чо. Выдь, борзая, чо!
Я полчаса стояла, наблюдала. Вот же клоуны. Это люди их научили плохому. А так нормальные были бы парни. Дружили бы…
#in_low_spirits #в_плохом_настроении
Бесцветная улица. Черно-белый мир. Зачем люди зимой одеваются в черное? Когда мы разбогатеем, как нефтепромышленники, я попрошу Диму купить мне красную куртку. Как пожарная машина чтоб была. И мужскую персиковую шапку-бини.
#my_petite_mommy #my_reliable_brother
#моя_маленькая_мама #мой_надежный_брат
Кузя уехала в город аптек забирать все наши оставшиеся вещи и документы из моей школы. Бывшей школы.
– И все наши следы вытри там с асфальта! – поручила я Кузе.
– Как? – воскликнула Кузя, – и следы от твоего трехколесного велосипедика? И те вмятины, что ты оставила у нашего бывшего дома как-то летом, когда асфальт расплавился от жары?
– Ну… Ладно, те следы оставь, – великодушно разрешила я, потом вспомнила, как безжалостно отбирали нашу квартиру, хотя в ней еще жил маленький Мистер Гослин, и решительно заявила: – Хотя нет, Кузя, обойди там все и все следы затри и уничтожь.
Они живут рядом с нами, ловят наш взгляд, подсовывают мягкие уши под нашу руку. Ну да – пара изгрызенных туфель. Но что такое пара каких-то бездушных туфель по сравнению с теплой головой на твоих коленях, с их мягкими лапами и теплым пузом! Что пара разбитых чашек или опрокинутых горшков с цветами по сравнению с торопливым топотом и радостными взлаями и взмявами, когда вы еще идете по лестнице, когда всего лишь гремите ключами, когда только входите в прихожую! Впрочем, эта книга не только о них, наших усатых, хвостатых и пернатых.
Сюжеты Марианны Гончаровой, со всеми их нелепостями, случайностями и невероятным обаянием, выхвачены из воздуха, из садов и полей, из улиц и переулков небольшого городка. Герои – вроде бы самые обычные люди: вот интеллигентный и немного застенчивый дантист, вот влюбленная юная красавица, вот веселые попутчики, вот отважные воздухоплаватели, вот особенные дети, знающие и понимающие гораздо больше, чем мы предполагаем, вот рыцари и пасечники, неугомонные жулики и волшебники. Истории их жизни рассказаны с неизменным юмором и симпатией, и кажется, будто мы, читатели, знакомы с каждым из них с самого детства.
Если чудеса не послать специальным рейсом, в дороге они могут заблудиться и даже потеряться, испортиться или просто попасть совершенно не по адресу. А если чудо произойдет не с тем человеком, будет ли оно чудом?Марианна Гончарова написала книгу маленьких историй, полных уютного очарования. Самые печальные обстоятельства – не помеха для счастливых финалов, а нынешние горести – повод ждать будущих радостей. Только так и никак иначе!
Автобус жизни писательницы Марианны Гончаровой не имеет строгого расписания. Он может поехать в любом направлении, даже заблудиться. Вообще маршруты воображения Гончаровой весьма причудливы и фантастичны. Она видит из окна своего автобуса гораздо больше, а зачастую и не совсем то, что видят другие пассажиры. Но с ее помощью они оказываются в удивительных и неповторимых жизненных ситуациях, из которых тем не менее всегда есть выход и всегда можно выбраться на дорогу, ведущую к дому.Читатели Гончаровой нередко чувствуют себя ее счастливыми спутниками, которым повезло ехать с ней вместе.
Куда ведут дороги, которые мы выбираем? Эти широкие автобаны, узкие тропинки, воздушные коридоры или рельсы в два ряда? А может, и знать об этом не нужно? Ведь путь сам по себе – уже подарок судьбы. Поскольку жизнь и есть дорога. И все, кто на ней встречается, – наши попутчики. Даже если нам с ними и не совсем по пути…В новой книге Марианны Гончаровой – удивительные встречи, подаренные ей дорогой, – с разными людьми, городами и странами. И простая мысль: если ты отправляешься в путь с добрыми намерениями, то путь этот будет счастливым…И тебе счастливого пути, читатель!..
Природа дружбы естественна. Дружба — это не изобретение человека. Это изобретение кого-то поумней. И потому, что дружба дается свыше, вашими друзьями могут быть не только люди, но и все, кого вы встречаете в этой жизни, невзирая на образование, место жительства, возраст, статус, наличие хвоста, количество ног, лап, щупальцев, крыльев или плавников.Дружба дается свыше. Как умение улыбаться или плакать.Эту книгу рекомендуется читать, когда у вас плохое настроение, в одиночестве или в компании вслух.Можно и нужно читать детям.
В романе "Время ангелов" (1962) не существует расстояний и границ. Горные хребты водуазского края становятся ледяными крыльями ангелов, поддерживающих скуфью-небо. Плеск волн сливается с мерным шумом их мощных крыльев. Ангелы, бросающиеся в озеро Леман, руки вперед, рот открыт от испуга, видны в лучах заката. Листья кружатся на деревенской улице не от дуновения ветра, а вокруг палочки в ангельских руках. Благоухает трава, растущая между огромными валунами. Траектории полета ос и стрекоз сопоставимы с эллипсами и кругами движения далеких планет.
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Это вторая книга Яны Жемойтелите, вышедшая в издательстве «Время»: тираж первой, романа «Хороша была Танюша», разлетелся за месяц. Темы и сюжеты писательницы из Петрозаводска подошли бы, пожалуй, для «женской прозы» – но нервных вздохов тут не встретишь. Жемойтелите пишет емко, кратко, жестко, по-северному. «Этот прекрасный вымышленный мир, не реальный, но и не фантастический, придумывают авторы, и поселяются в нем, и там им хорошо» (Александр Кабаков). Яне Жемойтелите действительно хорошо и свободно живется среди ее таких разноплановых и даже невероятных героев.
Что может связывать известного политтехнолога и профессионального наемника, преуспевающего финансиста и бывшего автослесаря? Они не виделись с конца восьмидесятых, судьба, будто бы забавляясь, пыталась их свести вновь и разводила в разные стороны за мгновение до встречи. Героев этой книги не хочется жалеть — они сами потеряли то, чего должно было хватить на всю жизнь. Героев этой книги можно уважать — они барахтались до последнего. Эта книга о том, как просто перестать быть друзьями и как трудно без них. Все имена вымышлены, любые совпадения случайны.
Если и сравнивать с чем-то роман Яны Жемойтелите, то, наверное, с драматичным и умным телесериалом, в котором нет ни беспричинного смеха за кадром, ни фальшиво рыдающих дурочек. Зато есть закрученный самой жизнью (а она ох как это умеет!) сюжет, и есть героиня, в которую веришь и которую готов полюбить. Такие фильмы, в свою очередь, нередко сравнивают с хорошими книгами — они ведь и в самом деле по-настоящему литературны. Перед вами именно книга-кино, от которой читатель «не в силах оторваться» (Александр Кабаков)
Если тебе скоро тридцать, тебя уволили, муж завел любовницу, подруги бросили, квартиры нет, а из привычного в жизни остался только шестилетний ребенок, это очень смешно. Особенно если тебя еще и зовут Антонина Козлюк. Да, будет непросто и придется все время что-то искать – жилье, работу, друзей, поводы для радости и хоть какой-то смысл происходящего. Зато ты научишься делать выбор, давать шансы, быть матерью, жить по совести, принимать людей такими, какие они есть, и не ждать хэппи-энда. Дебютная книга журналиста Евгении Батуриной – это роман-взросление, в котором есть все: добрый юмор, герои, с которыми хочется дружить, строптивый попугай, честный финал и, что уж совсем необходимо, надежда.