Тупики психоанализа. Роковая ошибка Фрейда - [20]

– Тимон, ты умер, – что ж, лучше тебе или хуже

в Аиде?

– Хуже: Аид ведь куда больше людьми населен.

Леонид из Тарента (III в. до н.э.), с юга Италии, был далёк от царских дворов и вилл богачей. Он писал трогательные эпитафии Рыбаку, Пастуху, Ткачихе. В эпитафии богачу он упомянул о его бесчисленных стадах, обширных пастбищах и пашнях, неисчислимых богатствах, которым завидовали все. А финал:

…но из скольких владений

Ныне так мало земли он во владение взял.

Умилительно и успокоительно, а ещё и остроумно изобразил Леонид путь, который суждено пройти каждому смертному:

Дорогой, что в Аид ведет, спокойно ты

Иди! Не тяжела она для путника

И не извилиста ничуть, не сбивчива,

А так пряма, ровна и так полога вся,

Что и закрыв глаза, легко пройдешь по ней.

Технический приём тут прост. Но если обратиться к классификации Фрейда, подойдёт сразу несколько пунктов. «II. Употребление одного и того же материала: …f) одни и те же слова, употреблённые в полном смысле и потерявшие первоначальный смысл». И «III. Двусмысленность: …h) метафорическое и вещественное значение, …k) двоякое толкование, 1) двусмысленность с намёком».

Что мы приобрели при таком анализе? Видимость использования научного метода. А потеряли смысл, остроумие и, в сущности, само сочинение Леонида.

Кстати, наукоподобие астрологических измышлений и вычислений осмеял другой греческий поэт, Лукиллий, живший около двух тысячелетий назад. Его эпиграмма весьма актуальна в наши дни:

Все в один голос отцу предсказали астрологи как-то,

Что до глубоких седин брат мой сумеет дожить.

Лишь Гермоген заявил: «Он умрет

преждевременно».

Только Это сказал он уже после кончины его.

Пляска смерти. Гравюра Ханса Хольбейна. XVI в.

Возможно, немало досадили Лукиллию многочисленные певцы, исполнители собственных песен (возможно, в подражание императору Нерону). Одного из них поэт ославил так в эпитафии:

Умер поэт Евтихид – сочинитель песен.

Бегите Все, кто лежит под землей: к вам направляется он.

О другом певце сказано с эпическим спокойствием:

Целую ночь распевая с кифарой, убил всех соседей

Пеньем Симил-кифарист. Жив лишь один Ориген:

Он от рождения глух. Так природа, лишив его слуха,

В вознагражденье дала более долгую жизнь.

В этих примерах остроумия времён Античности, да и в более поздних эпитафиях лишь при большом желании, вопреки очевидности можно усмотреть проявление «инстинкта смерти». К области бессознательного они имеют лишь косвенное отношение. Их можно, пожалуй, упрекнуть в чрезмерной рассудительности.

Если когда-то врачам посвящали почтительные эпиграммы, то затем о них стали отзываться язвительно. Римский поэт Марциал (I век) писал:

Врач был недавно Диавл, а ныне

могильщиком стал он:

Начал за теми ходить, сам он кого уходил.

Тут игра слов, о которой много писал Фрейд, анализируя технику остроумия. Но в отличие от зубоскальства, добротное остроумие радует «игрой смыслов». Оно становится острым оружием в руках сатирика.

Некоторые остроумные эпитафии наводят на грустные мысли. Русский философХIХ века Владимир Соловьёв, в отличие от торжественно-монументальной оды Горация «Памятник» (с её многочисленными подражателями и переводчиками, включая Ломоносова и Пушкина), эпитафию себе составил шутейную:

Владимир Соловьев

Лежит на месте этом.

Сперва был философ,

А нынче стал шкелетом.

Иным любезен был,

Он многим был и враг:

Но, без ума любив,

Сам ввергнулся в овраг.

Он душу потерял,

Не говоря о теле;

Её диавол взял,

Его ж собаки съели.

Прохожий! Научись из этого примера,

Сколь пагубна любовь и сколь полезна вера.

Вновь и вновь хочется спросить Зигмунда Фрейда (хорошо бы услышать ответ, да надежды нет): какие бездны бессознательного при «инстинкте смерти» проявляются в подобных сочинениях? В одних – едкая сатира, в других – лёгкая шутка. И непременно требуется интеллектуальное усилие, чтобы вникнуть в суть острот.

Возникает другой вопрос: а почему непременно эпитафии? Есть жанр эпиграмм, нацеленных на живущих ныне. Что за причуда – предлагать высекать на могильных камнях остроумные надписи? Ведь рассчитаны на смех, а не на слёзы, которые в данной ситуации более уместны.

Причина этому не «инстинкт смерти», не бессознательные порывы и эмоции. Людей вдохновляет любовь к жизни и стремление сделать её лучше. Или более простое желание: развеселить шуткой, или уколоть остротой, или обличить негодяя. А кому-то желательно показать своё остроумие.

Завершая эту тему, перейдём из Античности во вторую половину ХVШ века. Роберт Бёрнс, шотландский поэт, сын мелкого фермера, был мастером не только лирических стихотворений, но и эпитафий. На них можно учиться остроумию (переводы С. Маршака). Вот надгробная надпись Вильяму Грэхему, эсквайру:

Склонясь у гробового входа,

– О, Смерть! – воскликнула Природа, —

Когда удастся мне опять

Такого олуха создать!

После торжественно-печального начала, когда Природа сетует, что Смерть отняла у него уникальное творение, вдруг оказывается, что это необычайный болван (и после этого эсквайра щедрая природа сотворила в разных странах множество самодовольных олухов разных чинов и званий.)

Вот милая эпитафия школьному учителю: