Туннелирование - [24]

Ах, у вас есть основания полагать, что в катастрофах могут быть повинны те «ненадежные элементы», которых вы и предлагаете нам не брать под свою защиту? Благодарю, мы разберемся сами.

Еще один ответ. Вы полагаете, что это выгодно лично мне? Потому что в ином случае я мог бы быть отстранен от наследования по причинам, которые, как вы намекаете, вам известны? Хорошо. Попробуйте высказать их во всеуслышанье. А мы представим все секретные протоколы, о том, где находились подозреваемые в экстремизме в критическое для катастрофы время. А еще мы можем провести расследование тщательнее, используя явный намек на то, что к катастрофе причастна деятельность Лиги. Кстати, протокол о данной приватной переписке также будет сохранен. Подделка данных? Разумеется, любые данные могут быть признаны поддельными при желании. Чем ваши данные лучше наших? У Космополитического Союза накопилось уже немало вопросов к Лиге и ее агрессивной политике. Полагаете, что это может длиться бесконечно?

На какое-то время — тишина в эфире.

И в остальном — удивительная «тишина», спокойствие и рутина. Усыпляющее обманчивое спокойствие. Огромная машина, отлаженная веками, работающая сама по себе. Должно быть, из нее выпали какие-то детали. Неизбежно вкрались какие-то ошибки. Кто-то непременно должен был воспользоваться ситуацией к своей выгоде. Но пока это было незаметно. Должно пройти какое-то время, прежде чем что-то проявится. Но что именно нужно было сделать? Это далеко не пятый век. Ничего общего. Я мог придти тогда на пустое место и сделать что угодно — ведь что угодно было бы лучше пустоты. Но тут ее не было. Неосторожное движение, напротив, могло все разрушить. Это было чем-то вроде огромной сияющей паутины из углеродных трубок, с точкой напряжения и возможного разрыва совсем рядом, без паука, и пауком могло оказаться что угодно, что научилось на ней паразитировать. И я ощутил со всей четкостью, что я этого еще не умею, все, чем я когда-то был — не было мной. Но огромная машина все еще работала. Оставалось надеяться, что инерции хватит до тех пор, пока я не разберусь с ней. Хотя, что и говорить, это было скорее самообманом. Казалось, я остался в живых только затем, чтобы увидеть, как все рухнет, превращаясь в прах, именно в моих руках, чтобы было очевидно, кто виновен в этом упадке.

В кабинете с графитными стенами, со всеми отключенными микрофонами и камерами, мы сидели вдвоем, с бокалами, наполненными темным густым альтаирским вином, по большей части позволяя ему просто испаряться в пространство. К призракам тех, кого мы потеряли.

— Мы никогда не говорили об этом раньше напрямую. Но вы знаете, что нам многое известно. — Я все еще употреблял слово «мы», хотя тех, о ком я говорил кроме себя, здесь не было. Или не было уже вовсе. — Мы многое поняли сами. И Тарси упоминала вскользь. Нет, никаких подробностей. Почти. Нам казалось хорошим тоном, зная, не заговаривать об этом. — Я глянул на сидящего в кресле Арли, а иначе говоря, Барда Фейербласта, последнего короля Веги, чье настоящее имя было связано с одними ужасами, и тот кивнул:

— Конечно. Все мы всё знали и давали друг другу это понять. Но я понимаю — стоит расставить точки над «и». Ведь мы впервые собираемся поговорить начистоту. Вежливость и оберегание чужих чувств никому не помогут.

— Верно, благодарю вас. Но как ваш экипаж? Знают ли они? Хоть кто-то из них? — Арли покачал головой. — Хотя бы Майк?

Он задумчиво покачал головой снова, потом усмехнулся и передернул плечами.

— Мы не говорили с ним об этом, но думаю, он догадывается, а может быть и знает. Возможно, они говорили с Тарси о большем, чем известно мне, и молчали об этом все из тех же соображений.

— А… — протянул я.

Арли бросил на меня быстрый взгляд исподлобья. Будто хотел поинтересоваться, что же все-таки у нас с Тарси, и не считаю ли я Майка всерьез кем-то вроде соперника.

— Я в этом сомневаюсь, — пояснил я свою мысль. — Наверняка он дал бы как-то понять. Выразил бы солидарность.

— Вы так думаете? — его голос был полон иронии.

— Не знаю.

Он кивнул с мрачным удовлетворением.

— А что думаете о том, что могло произойти тогда? О том, как я мог быть во все это замешан? В убийство близких, в сумасбродный разрушительный режим, взорвавший королевство, так же, как был в итоге взорван королевский дворец? Вы убеждены в том, что это происходило без моего прямого участия? Откуда такая уверенность? Или, подождите, вы сумели преодолеть буфер и заглянули туда сами? Вы видели, что произошло?

— Нет. А насколько бы вы поверили в мою причастность к недавней катастрофе?

Судя по его взгляду, не поверил бы. А зря, я понятия не имел, что за монстры кишат в глубинах моего мозга. Наверное, так же думал о своих и он.

— Вы ведь не можете ни в чем быть уверены. Вы знали, что мы знаем о вашем прошлом, и это вас не беспокоило. Но вас беспокоит Майк, потому что он ваш сын. Его мнение единственно важно для вас. И вы эмоционально заинтересованы. Я тоже заинтересован — в своем случае. И я не уверен в том, что обо мне можно сказать что-то хорошее. Мне нужен взгляд со стороны, своего рода мерило адекватности, и кто-то, кто имеет хоть какое-то представление о том, как управлять королевством. Мне нужна ваша помощь.