Тун. Лето в розовом городе - [43]

Окончательно убедившись в правильности своих действий, Асмик постучала в дверь. Послышался какой-то гул – как ей показалось, из самого сердца дома. Она постучала снова – гул прекратился. Дверь приоткрылась, и все тщательно отрепетированные слова тотчас вылетели из головы Асмик, забрав с собой и учтивую улыбку. Перед ней стояла женщина немногим старше ее самой. В глазах ее не было жизни – они опухли от бесконечных слез, а черная одежда лишь подчеркивала бледность худых рук, придерживающих дверь, будто щит. Женщина молчала так долго, что Асмик смутилась.

Прокашлявшись, она чересчур бодро поздоровалась:

– Добрый день! Я могу видеть Азата?

Хозяйка не ответила и, лишь едва заметно качнув головой, скрылась в доме. Такого Асмик не ожидала. Она сжала письмо в кармане, напоминая себе, зачем пришла, и последовала за ней. Дом был пуст и мрачен – плотно задернутые шторы не впускали солнце, а завешанное зеркало в прихожей ясно давало понять, что в доме траур. Следуя за незнакомкой, она оказалась в гостиной. Искусственные и живые цветы окружали портрет пожилого мужчины, но не от них исходил удушливый запах.

– Соболезную вашей утрате, – выдавила Асмик, мечтая поскорее оказаться на улице. – А где Азат?

Сдавленный всхлип за спиной заставил Асмик обернуться… Портрет молодого мужчины утопал в цветах, некоторые, судя по всему, стояли несколько недель, а то и больше. Асмик пошатнулась, но хозяйка подхватила ее и усадила на диван.

– Как… как это произошло?

– Авария, – впервые заговорила женщина. – Мой сын поехал за невестой.

Асмик не раз видела, как водители чудом сохраняли управление на извилистых дорогах Джермука. Неужели путь в их дом стал для молодого человека последним? Каринэ… Что она скажет ей?

– А вы с его работы? – донесся до Асмик робкий вопрос.

Сказать правду? Она коснулась платком уголков глаз.

– Я из института, Азат очень помог мне, я пришла поблагодарить его. Он был замечательным.

– Да, он такой, мой мальчик. Мой сынок!

Хрупкое тело женщины сотрясалось от рыданий, и никто не был в силах унять эту боль. Не выдержав, Асмик встала с дивана и, пробормотав что-то про рай и хороших людей, почти выбежала из дома.

Каринэ подбежала к матери, едва та появилась на пороге.

– Ну что? – спросила она нервным шепотом. – Ты виделась с ним?

– Нет, – ответила Асмик, в доказательство протягивая дочери письмо, смятое, но по-прежнему нетронутое. – Завтра еще раз попробую, – сказала она и, сославшись на головную боль, заперлась в своей спальне.

Подальше от родных глаз, в которых ей предстояло потушить надежду навсегда. Оставшийся день она ловила на себе обеспокоенный взгляд дочери: та будто догадывалась о чем-то, но не подозревала масштабов трагедии. Впервые Асмик обрадовалась возвращению мужа. Каринэ старалась его избегать, поэтому ушла к себе, быстро покончив с безмолвным ужином.

– Мне… нужно сказать тебе кое-что…

Прошло двадцать лет, а она все еще запиналась, обращаясь к нему.

– Что опять случилось?

– Я ходила к Азату.

Видя, как побагровело лицо мужа, она вскинула руки.

– Прошу тебя, не злись! Я хотела попросить его оставить Каринэ в покое. Я пришла к ним домой, а там…

– Что – там?

– Он погиб! Азат ехал к нам и разбился в горах!

Не успела Асмик перевести дух, как услышала за спиной вскрик. Каринэ застыла возле лестницы, сливаясь с белоснежным мрамором.

– Мама, это правда?

Увидев, как мать кивнула, она провалилась во тьму.

Каринэ проснулась, и горе вновь придавило ее гранитной плитой. Из соседней комнаты доносились голоса, и она слышала каждое слово.

– Она здорова, ребенку ничего не угрожает, – произнес какой-то незнакомый мужчина.

– Какому ребенку? – Это был отец.

Каринэ неосознанно положила ладони на живот, словно защищая то единственное, что осталось ей от любимого.

– Вашей дочери.

– Это какая-то ошибка, – отрезал глава семьи.

– Ошибки быть не может, живот уже виден.

– Моя дочь – порядочная девушка! Убирайся!

– Но…

– Вон! А сболтнешь где-нибудь еще, я тебе всю жизнь испорчу!

Каринэ зажмурилась, и по вискам ее потекли слезы. Она слышала, как ушел врач, как отец кричит на мать и грозится задушить голыми руками всякого, кто осмелится опорочить его. Он благодарил Бога за то, что младшие дочери не стали свидетелями того, как низко пала их сестра. Каринэ поняла: о том, чтобы оставить ребенка, не может быть и речи.

В комнату вошла Асмик и бросилась к дочери:

– Дорогая моя! Прости меня!

Мать обняла ее, пытаясь говорить сквозь слезы.

– Отец договорился: ты ляжешь в больницу. Врачи все сделают. Первое время будет тяжело, но скоро все наладится, и ты попробуешь начать все заново. И замуж выйдешь, и родишь, и с отцом помиришься! Только не сопротивляйся. Пожалуйста, дай нам спасти тебя, твою репутацию…

Конечно! Как она могла надеяться, что семья предпочтет ее, когда на кону репутация? «Азат, помоги нам, – взмолилась она. – Я знаю, ты рядом».

– Хорошо, – выдавила Каринэ, мысленно прося у малыша прощения.

– Слава богу! Одевайся, мы ждем тебя внизу.

Каринэ медленно подошла к трюмо. В шкатулке она хранила самое дорогое – фотографию, где они с Азатом вдвоем, карандашный набросок и кулон, который он отдал ей в последнюю встречу как обещание, что вернется. Остановить слезы не было сил. Спустя час Каринэ сидела на жесткой больничной кушетке в незнакомом городе и ждала. А еще через несколько минут она вышла из больницы и больше ни разу не встречалась с людьми, подарившими ей жизнь.