Тун. Лето в розовом городе - [42]

. Вместе с ней погиб и любовник.

В первые дни после того страшного землетрясения в город хлынул поток людей из соседних республик и даже стран. Одни помогали найти живых, другие хоронили бесчисленных мертвых. Кто-то лечил уцелевших, а кто-то обворовывал покойников. И все же главным богатством той трагедии была простая человеческая доброта и взаимовыручка.

Общая скорбь привела из Еревана и Ануш. Ничто не смогло бы сломить ее желание помочь. Ничто, кроме горькой правды: на третий день ее мужа нашли рядом с телом лучшей подруги. Несмотря на горе и обиду, грозившие лишить ее рассудка, она принялась искать девочку, дочку, которую родила Маник. Девочку, в которой Ануш не разглядела черты своего мужа.

Не чудо ли, что ребенку удалось самостоятельно выбраться из-под обломков детского сада? Не судьба ли, что какая-то женщина привела ее к Ануш, которая составляла списки выживших? Не странно ли, что о том страшном событии девочке напоминала лишь пара шрамов?

– А если бы Ануш не нашла Седу? – спросила я, смахнув слезы.

– После землетрясения не осталось ни одного брошенного ребенка. У Седы не было ни единого шанса стать сиротой.

И все же… Была бы наша семья такой, не будь в ней мудрой души Седы? Я представила другую женщину, родившую дяде Араму хороших, но других детей. Что, если бы она не ладила с бабушкой и не приняла бы меня? Удивительно, но спустя столько лет трагедия 1988 года коснулась и меня.

Много позже, когда с перцами было покончено, а мы с бабулей устало опустились на старый уютный диван в пустой гостиной, она вытащила из кармана фотографию: на меня смотрели уже не юные девы, но молодые женщины. Видимо, это было единственное фото, до которого не смогла добраться Седа.

– Ты скучаешь по ней?

– Уже нет. Раньше я тосковала по времени, когда все были живы и вместе, но и это прошло.

Мое сердце болезненно сжалось, когда я на мгновение представила будущее, в котором больше не было ни бабушки, ни отца, ни Тиграна. Ногтями я впилась в ладони, чтобы вернуть себя в настоящее, но образ уже пустил корни.

– Я хочу помириться с отцом.

– Это правильно, – кивнула бабушка. – Тогда ты сможешь вернуться домой.

Мои следующие слова застряли в горле: она так хочет, чтобы я уехала?

– Я знаю, я тут лишняя… Но я не хочу уезжать!

– Мариам! Ну что ты говоришь, это такое счастье, что ты с нами!

Она прижала меня к себе и гладила по голове. Как же я любила эти прохладные мягкие плечи!

– Честно? – всхлипнула я.

– Честно.

Я почувствовала, как она улыбнулась.

– У тебя все впереди, и только тебе решать, как жить и где.

– Я… не знаю, как правильно.

– Мы все ошибаемся – только так мы растем. И твой отец ошибался, но никогда не отступал.

– Тогда почему он уехал?

Бабушка молчала. Нет, мой отец не мог их бросить. Я бы не смогла. Пора сменить тему.

– Я слышала, как Рузанна жаловалась, что в доме много окон и ей одной их не вымыть. Скажи, что я помогу ей в свой следующий выходной.

Глава 33

1986 год

– Каринэ, что с тобой?

Мать давно наблюдала за ней и заметила, что та почти не ест и как-то странно себя ведет. История с тем бедным юношей должна была остаться в прошлом, ведь прошло около четырех месяцев с их последней встречи.

– Каринэ, – повторила она, коснувшись руки дочери.

Вздрогнув, девушка выронила вилку, и та со звоном ударилась о мрамор. Холодный и твердый, как сердце ее отца.

– Простите.

Глава семьи выказал свое недовольство взглядом, от которого у дочери каждый раз стыла кровь в жилах. К счастью, вскоре он встал из-за стола и вышел.

– Мама, мне нужно поговорить с Азатом, – прошептала Каринэ.

Женщина покачала головой:

– Ты же знаешь, Кара, он запретил.

– Но не запретил тебе! – В глазах девушки стояли слезы: впервые отчаяние побороло в ней веру. – Прошу тебя, просто передай ему письмо!

Асмик вздохнула. Она не верила в эту любовь. Ей самой не довелось испытать ничего подобного, а потому поведение дочери она считала наваждением, бунтом, несущим угрозу привычному укладу. Она решила уступить просьбам, но лишь затем, чтобы попытаться вразумить молодого человека.

– Хорошо, – сказала она, оглядываясь по сторонам: не хватало еще, чтобы ее услышал кто-нибудь из работников мужа или, того хуже, свекровь. – Напиши, а я передам письмо, как только появится возможность.

– Спасибо! – выдохнула Каринэ и обняла мать.

Любимый мой!

С каждым днем без тебя все хуже и хуже. Раньше я даже не подозревала, что нахожусь в тюрьме и лишена счастья. Моя жизнь началась с тебя. Не возвращай меня в клетку! Прошу тебя, поторопись! Я не смогу долго скрывать свое положение.

Твоя К.

Одергивая ворот пальто, Асмик в который раз взглянула на адрес, написанный аккуратным почерком дочери. Да, она не ошиблась: эта развалина, чудом сохранившаяся среди новых высоток, и есть то место, куда так рвалась Каринэ. Одному Богу было известно почему. Асмик никогда не принимала таких серьезных решений.

«Дорогой мой мальчик… – Она долго репетировала и примеряла разные варианты, от нежного материнского до резкого, даже грубого – так ее, совсем еще юную, встретила когда-то свекровь. – Я знаю, что ты достойный человек. Но пока ты встанешь на ноги, пройдет слишком много времени. Она устанет ждать, и месяц счастья сменится годами обвинений и недовольства, поверь мне! Если ты любишь Каринэ – не разрушай ее жизнь и свою».