Туманян - [45]
(Пер. Н. Панов)
Сказка Туманяна написана в годы реакции, в тюрьме, что заставило его высказать свои мысли в завуалированной форме. Тем не менее ее основная идея ясна. Она заключается в желании автора доказать, что войны можно было бы избежать, если б не цари и правители, которые по сути дела и являются виновниками кровавых событий. Туманян издевается над царями, произносящими высокопарные лицемерные и фальшивые речи о причинах, заставивших их взяться за оружие. Не менее ярко в сказке Туманяна выражена мысль о том, что простому народу война вовсе не нужна. Смелое, сатирическое слово поэта направлено против разбойничьих войн, когда во имя новых завоеваний чужих земель стоящая у власти кучка грабителей ввергает в пучину страшных страданий миллионы людей.
Туманян прекрасно понимал величие освободительной войны и воспел образ народного героя Давида Сасунского, идущего на бой с врагами отчизны. Вместе с тем, он заклеймил позором империалистических захватчиков, поднимающих меч против созидательного труда и мирной жизни народов.
Не менее характерным является его стихотворение «Перевал», которое было написано Туманяном в крепости, в день своего рождения, когда поэту исполнилось сорок лет. В этом стихотворении автор как бы подводил некоторые итоги пройденного им жизненного пути:
(Пер. Вяч. Иванов)
Сцена из оперы «Алмаст» (Ереванский Гос. театр оперы и балета им. А. А. Спендиарова).
Тифлис. С фотогр. 1890-х г.
Шестимесячное пребывание в тюрьме не сломило волю Туманяна. Более того, он теперь ощущает в себе прилив новой силы, творческой энергии. В стихотворении «Перевал» встает во весь рост образ поэта. Он спокойно и уверенно смотрит вперед, в будущее.
Двери дома Туманяна были широко открыты перед гостями. Хозяин принимал их приветливо, с радушием. Современники, рисуя внешний облик поэта, вспоминают его ясный светлый взор, его добрую улыбку. «Вспоминая Туманяна, — пишет Степан Зорьян>53,— прежде всего представляешь его лучистую улыбку, постоянно освещающую глубоко-одухотворенное лицо поэта». Об этой мягкой, чарующей улыбке говорит в своих воспоминаниях о Туманяне грузинский поэт Иосиф Гришашвили>54. «Нельзя было сказать, — вспоминает художник Егише Тадевосян>55,— что лицо Туманяна было красивым или особенно оригинальным. Нисколько. Лицо его было обыкновенным. Но широкий лоб, глубина задумчивых глаз и своды черных бровей составляли гармоническое целое».
Туманян, по натуре своей общительный и жизнерадостный, любил задушевную беседу, за которую, как говорит Аветик Исаакян, «он был готов душу отдать». И когда бы к нему ни заходили, как бы он ни был занят, ради беседы оставлял все свои дела.
Бывало соберутся друзья, и Туманян, сверкнув улыбающимися глазами, со свойственным ему мягким юмором расскажет какую-нибудь занимательную историю.
Часто доставалось известному романисту Прошяну, который славился своими странностями.
Ширванзаде в автобиографических записках приводит эпизод, послуживший для Туманяна темой маленького забавного рассказа о Прошяне.
Однажды, в дни русско-японской войны, Агаян, Ширванзаде, Туманян и другие стояли на Эриванской площади Тифлиса у здания городской думы. Один из них читал последние телеграммы, другие слушали. Вдруг со стороны гостиною двора показался Прошян. Он шел не торопясь, с палкой через плечо, на конце которой висел цветастый узел. По мере того как Прошян приближался становилось ясным, что он шел с базара. Из плохо завязанного узла выглядывал хлеб, торчали будто проросшие пучки зеленого лука. Заметив знакомых, Прошян подошел и молча стал слушать известия. Ширванзаде покосился на его оттопыренные карманы, которые явственно шевелились. Он глазами обратил внимание Туманяна на это странное явление, и тот, с трудом сдерживая смех, вытащил из кармана Прошяна бумажный мешочек, в котором было что-то живое.
Оказалось, что Прошян только что купил живой рыбы «цоцхали» и, вероятно, боясь, что она выпрыгнет из узла, положил в карманы.
Туманян, впоследствии изображая эту сцену, красочно, с тонким юмором и наблюдательностью передавал черты своеобразной натуры Прошяна, и перед слушателями будто воочию возникала его колоритная фигура.
В доме Туманяйа нельзя было скучать.
В своих воспоминаниях литератор и искусствовед Гарегин Левонян>56 пишет: «Вы видели когда-нибудь Туманяна в роли тамады, распорядителя за пиршественным столом? Весьма трудная роль: нужно быть веселым, сделать так, чтобы и другим было весело, острить и обрисовать каждого участника в комических тонах, пить и угощать других, но не пьянеть и не стать излишне болтливым…» Туманян пользовался славой чуть ли не лучшего тамады во всем Тифлисе.
