Туманы сами не рассеиваются - [7]

Он подошел к койке Кольхаза и начал рассматривать картинки, которые тот только что повесил: две гравюры в аккуратных рамках и украшенный витиеватым орнаментом пергамент, на котором красиво было написано какое-то стихотворение.

— Что это? — спросил Рэке и показал на один из рисунков. На нем был изображен одноэтажный домик на фоне осеннего пейзажа. — Это ваш родной дом?

Рэке сразу же почувствовал, что сказал что-то не то, так как брови Кольхаза от удивления поползли вверх, и он сказал:

— Сразу видно, что вы не знаете Веймара. Если бы вы там хоть раз побывали, то не стали бы спрашивать… Это домик, в котором жил Гёте, товарищ фельдфебель-…

«Черт меня дернул спросить», — с досадой подумал Рэке, я вслух сказал: — Вы улыбаетесь, товарищ рядовой? Я действительно не был в Веймаре и не видел домика Гёте, но я этого поэта читал и люблю.

— Вот как! — удивился Кольхаз, чуть заметно улыбаясь. — Да, вы умеете защищаться.

— Надеюсь, теперь мы квиты, — сказал Рэке и пошел к выходу.

У самой двери он вдруг вспомнил, что хотел спросить, какие стихи написаны на пергаменте. Они показались ему очень знакомыми, однако он никак не мог вспомнить, чьи они. Он задумался на секунду, но потом все же покинул помещение казармы.

2

Вечера стали заметно холоднее. Над руслом ручья, который петлял вокруг деревни, поднимался туман, расстилавшийся над землей тонким полупрозрачным покрывалом.

Ульф поежился. Он поднял воротник шинели и зашагал быстрее. Тропинка, ведущая от погранзаставы до Таннберга, была неровной, но Ульф так хорошо знал ее, что ни разу не оступился и не попал ни в одну из ям, наполненных грязной водой.

Кто-то шел ему навстречу. Это был унтер-офицер из четвертого взвода.

Узнав Раке, он сказал:

— Ах, это ты! В деревню направляешься?

— К Готфриду Трау, — ответил Ульф.

— Это учитель, что ли?

— Да. Он преподает в десятом классе. И помогает пограничникам. Несколько лет назад он сам командовал здесь ротой.

— Что? У нас? Я об этом ничего не знал.

— Ты же сам здесь еще недавно. Всего хорошего. У меня мало времени. — Ульф зашагал дальше.

Готфрид Трау жил в центре деревни. Он сам открыл дверь, удивленно уставился на Рэке сквозь стекла очков, а потом обрадованно воскликнул:

— Ну, здорово! Я уже думал, что тебя и не увижу вовсе.

Они прошли в кабинет Трау.

— Не обращай внимания на беспорядок, — сказал хозяин, убирая со стола и стульев книги и тетради. — Жена уехала на несколько дней к своим старикам. Оба мальчика заболели. Свинка, говорят… Садись. Водки выпьешь? Нет, угощу я тебя лучше грогом. Минутку… — Не дожидаясь ответа, он вышел на кухню, откуда вернулся с гранеными стаканами в руках.

— Вода как раз вскипела, сахар бери сам. Итак, что случилось? — спросил он, садясь.

— Мне нужен твой совет, — начал Рэке без обиняков. — С сегодняшнего дня у меня в отделении появился солдат, который пишет стихи.

— Так, юный лирик.

— Еще какой! — Рэке развернул лист бумаги со стихами. — Почитай.

Трау прочитал, наморщил лоб, прочитал еще раз.

— Что-то слишком путано, — пробормотал он наконец, взяв в руки свой стакан. — Никакого понятия о размере. Что-то вроде крика, стихийного протеста…

— Этот стишок написан на занятии по боевой подготовке, — объяснил Ульф, — когда преподаватель объяснял принцип действия ядерного оружия. Ты понимаешь?

— Ишь ты! — воскликнул Трау. — Интересно, это уже кое-что проясняет.

Он встал, взял стакан, выпил горячий грог маленькими глотками, а затем сказал:

— В сущности, все очень просто. С детства нам только и внушали: самое важное, что у нас есть, это наша жизнь. Она дается только один раз, следовательно, нужно умело пользоваться ею, и так далее и тому подобное…

— Я не считаю, что ты опровергаешь это, — прервал его Рэке с иронией в голосе. — Именно ты.

— Если тебе нужен мой совет, дай мне высказаться, — возразил Трау. — Мы еще можем поспорить. Кольхаз больше всего боится потерять на войне жизнь. Именно поэтому и хотел бы он стать раковиной, когда наступит ад. Ты понимаешь?

— Он хочет держаться особняком во всем.

— И да и нет. Он хочет держаться особняком, потому что он не верит в то, что мы достаточно сильны, чтобы предотвратить войну. С другой стороны, он по-своему протестует против войны.

— Этого я не понимаю. Тогда его протест направлен в какой-то мере против нашей армии, а мы никому не угрожаем войной.

— Конечно нет, но этого Кольхаз еще не понял. Поэтому он и протестует против солдатской службы вообще. Молодой человек как строительная площадка, на которой готовые дома стоят рядом с недостроенными, а у многих заложен только фундамент. Я слышу это от тебя не в первый раз и сам уже не раз говорил это другим, но Кольхаз не понимает прописных истин, даже если повторять их много раз. Стройплощадка Кольхаза пока еще не расчищена, ты понимаешь? При этом парню совсем неплохо, когда ты на ней спотыкаешься. Парень цепляется, как колючка, за каждое твое слово. Ты должен быть сторожем, а то он тебя подловит, прежде чем ты это заметишь. Прежде всего такие индивидуумы любят честность. Он ни на что так болезненно не реагирует, как на пошлость, нерешительность или скрытую ложь. Если ты на этом попадешься, ты для него больше не существуешь…