Туманы сами не рассеиваются - [9]

Рэке подобный вопрос нисколько не удивил.

— Ничего, — ответил он, — в сущности, все идет нормально. Кениг немного медлителен и любит прихвастнуть, но со временем это пройдет. Поля можно сделать моим заместителем, когда Шонер весной демобилизуется. Остается один Кольхаз…

— Как он себя ведет? — прервал его лейтенант. — Что делает?

Рэке подумал и нерешительно ответил:

— Упрямый он очень. Изображает из себя героя-одиночку и, вероятно, нравится сам себе в этой роли.

— Я случайно узнал, что на одном из литературных вечеров в своем родном городе он читал стихи. Свои стихи, которые, мягко говоря, попахивали пацифизмом. Он тогда был в отпуске, это до того, как он прибыл к нам. Любопытно, не правда ли?

Рэке опустил голову и, чувствуя себя немного смущенным, сказал:

— Одно из этих стихотворений я знаю…

— Откуда? Он вам сам его показывал?

— Нет, мне дал его бывший командир. Вот оно…

Лейтенант взял листок, сел и начал читать, а Рэке в это время рассказал ему, при каких обстоятельствах это стихотворение было написано.

— Я сознательно не сказал вам об этом, — проговорил он. — Чтобы ему не пришлось начинать у нас с чересчур тяжелым багажом.

Лейтенант задумчиво посмотрел на Рэке, прочитал стихотворение еще раз, беззвучно шевеля толстыми губами. Вернул листок со словами:

— То, что вы умолчали об этом, еще ничего не меняет. От этого не легче ни ему, ни нам. Ну, хватит об этом. Теперь, по крайней мере, ясно, о чем он думает. Возникает вопрос: как нам с вами его перевоспитать?

— Быстро перевоспитать человека нельзя, товарищ лейтенант. Для этого нужно время.

— Сколько? — спросил Альбрехт. — Как вы думаете, сколько времени?

Ульф попытался улыбнуться, но улыбки не получилось. Избегая взгляда лейтенанта, он неуверенно проговорил:

— Возможно, год, возможно, больше. Некоторым людям вообще не удается перевоспитать себя.

— Кольхазу удастся?

— Думаю, да.

— Откуда такая уверенность?

— Трудно объяснить. В двух словах не скажешь…

— Интуиция подсказывает? — заметил Альбрехт. — Но, товарищ фельдфебель, не можем же мы ориентироваться только на нее…

— Простите, — перебил Рэке, — я хочу только попытаться… Кольхаз ненавидит войну больше чумы.

— Думаю, чуму скорее боятся, чем ненавидят.

— Согласен, страх здесь тоже есть, но не только он один. Иначе это было бы плохо.

— Почему?

— Страх испытывают к непонятным вещам, с которыми не знают, как справиться. Страх парализует человека. Он делает его неспособным трезво оценивать опасность. Ненависть — это другое чувство. С ненавистью страх преодолеть легче. Ненависть придает силы. Без нее трудно было бы, к примеру, преодолеть инквизицию и фашизм.

— Согласен, — кивнул лейтенант, — но фашизм еще не побежден окончательно. А вы уверены, что Кольхаз владеет своими чувствами?

— В какой-то степени да, — ответил Ульф, — он понимает, что страх унижает человека, но еще не совсем научился управлять своей ненавистью. Наоборот, подчас оба управляет им. Вот его и нужно научить управлять ею. Надо дать ему понять цену ненависти и цену любви. Если он это поймет, то скорее умрет, чем отступит от своего.

Лейтенант встал, подошел к окну и сказал:

— В данном случае ваша теория хромает. Вы просите год на его воспитание. В течение года он будет у нас, и за это время мы должны сделать из него хорошего пограничника.

— Да.

— Выслушайте меня внимательно, хотя ничего нового я вам и не скажу: каждый солдат-пограничник несет ответственность за свой участок границы. Кто-то сказал: где пройдет косуля, там пройдет и человек. А где пройдет человек, пройдет и целая дивизия. Мы же с вами обязаны денно и нощно охранять государственную границу, мы в ответе за каждый ее метр.

— Я знаю это, — сказал Ульф. — Но вот Кольхаза знаю пока мало, однако это не самое главное. Он наш товарищ, мы должны сделать из него хорошего защитника родины.

Альбрехт подошел к нему.

— Хорошо. Но я не могу дать вам на его воспитание целый год, товарищ Рэке.

— Я постараюсь уложиться в меньший срок, хотя это будет зависеть не только от меня.

— Знаю, и все же либо мы сделаем это до того, как его назначат начальником поста, либо это будет неверный ход. Впрочем, можете полностью на меня рассчитывать.

— Спасибо, товарищ лейтенант!

— Значит, все остается так, как задумано: Кольхаз поступает сегодня же в ваше распоряжение. Действуйте.

— Слушаюсь.

* * *

Около полудня погода прояснилась. Когда Кольхаз и Рэке вышли из расположения роты, ярко светило солнце. Ветер гнал еще тяжелые черно-серые облака на восток, но перед самым заходом солнца небо стало уже ярко-голубым и безоблачным.

Они шли друг за другом по каштановой аллее. На деревянном мостике через ручей сделали короткую остановку.

— Вы уже привыкли у нас? — спросил Ульф.

Кольхаз засмеялся и сказал, что ожидал этого вопроса.

— А что смешного в моем вопросе?

— Я смеюсь потому, что вопрос ваш хоть и избитый, но все равно в какой-то мере неожиданный. А это уже смешно.

— Бывает, что вопросы задают, не рассчитывая на ответ. Жаль, что сейчас вы просто не сказали: «У меня все в порядке».

— Что я могу вам сказать? Прошла всего одна неделя. За это время я узнал, как зовут ребят из отделения, познакомился с несколькими жителями Таннберга, имею приблизительное представление о том, где проходит государственная граница. Большего от меня пока и требовать нельзя.