Туманность Андромеды - [2]

Белый гигант разговаривал с ним на бытующем в этих краях испорченном испанском языке, все же довольно разборчивом благодаря многочисленным вкраплениям индейских слов.

Незнакомец оказался повстанцем и, как большинство местных жителей, – метисом, то есть потомком испанских колонизаторов и здешних горцев. Он был ранен в битве при Сан-Фелипе, отстал от своего отряда и заблудился в горах. В довершение у него во время сна украли все вещи, оружие и куртку. Теперь он хотел добраться до Пуэрто-Кабельо, однако силы его были настолько истощены, что отпустить его одного было никак нельзя.

Белый наметанным глазом осмотрел раны метиса, тяжко стонавшего от боли. При этом обнаружилось, что у него прострелена грудная клетка и задеты легкие, о чем свидетельствовал бивший его кровавый кашель.

Необходимо было срочно перевязать раны, уже начавшие привлекать насекомых. Поскольку перевязочного материала под рукой, конечно же, не было, капитан поспешно стянул с себя льняную сорочку, разорвал ее на длинные ленты с помощью своего белого спутника, после чего тот с завидной ловкостью сделал перевязку. За все время никто из троих не проронил ни единого слова.

Когда бинты были наложены, раненый без сил опустился на землю, однако глоток рома из фляжки капитана все же привел его в чувство, и он, с помощью двух других, снова смог взобраться в седло.

Белый путник обратился к капитану и приятным низким голосом спросил его на чистом испанском, не поможет ли тот доставить раненого в его жилище, расположенное неподалеку. Согласие последовало незамедлительно.

Итак, они снова тронулись в путь, с обеих сторон поддерживая в седле обессиленного беднягу-повстанца.

Теперь капитан мог не торопясь разглядеть доброго самаритянина, поскольку тот все время заботливо оборачивался к раненому, чтобы проверить его состояние. Вероятнее всего, это был выходец из Скандинавии, о чем свидетельствовало его узкое безбородое лицо с четко прорисованными чертами. Волевой подбородок и нос, крупные здоровые зубы – в этом лице все было на редкость соразмерно. Когда же он снял свой пробковый шлем, обнаружилось, что его густые светлые волосы уже сильно поседели.

Но самым замечательным в его лице были большие и бездонные голубые глаза, которые с почти пугающим вниманием оглядывали все вокруг.

Возраст незнакомца определить было затруднительно. С равной вероятностью это мог быть рано поседевший тридцатилетний мужчина или моложавый человек лет пятидесяти. Капитан попытался вызвать его на разговор, но все его старания словно уходили в песок. Великан отвечал весьма учтиво, но настолько односложно, что продолжать было бесполезно.

Утомительный путь, ведший вдоль реки, длился не более получаса.

В одном месте река образовала тихий разлив, со всех сторон окруженный лесом. Посреди водной глади возвышался каменистый островок, на высоком берегу которого стоял, наполовину выступая из скалы, небольшой каменный дом.

От карниза к двум столбам, обрамляющим вход, было натянуто парусиновое полотнище, прикрывавшее от солнца дверь и единственные два окна в стене.

Под этим тентом располагались каменный стол и плетеное кресло, какие делают в тропических странах.

Недалеко от дома, от которого открывался вид на речную заводь и на водопад, образуемый рекой чуть ниже по течению, была симметрично разбита небольшая, но густая апельсиновая рощица, окруженная невысоким свежесрубленным забором. По обеим сторонам от его запертой калитки росли два высоких кипариса. От всей усадьбы вкупе с окрестностью исходил дух серьезности и даже некоторой торжественности.

Обнаженный незнакомец завел мула под тент и привязал к одному из столбов. Потом они вместе с капитаном бережно сняли с седла раненого повстанца, состояние которого внушало все больше опасений, и усадили его в плетеное кресло.

На столе стояла посуда с остатками завтрака, рядом лежала раскрытая книга.

Хозяин этого небольшого имения безмолвным жестом пригласил гостя сесть, указав на вынесенный из дома стул. Затем он снова удалился на несколько минут. Воспользовавшись его отсутствием, капитан придвинул к себе лежавшую на столе книгу, и каково же было его удивление, когда он увидел перед собой «Поэзию и правду» Гете, притом на языке оригинала!

Чуть погодя они перенесли раненого в дом, имевший единственную комнату, стены которой, к неменьшему удивлению капитана, были сплошь уставлены книжными полками.

Они уложили страдальца на большую железную кровать, москитный полог которой был предусмотрительно откинут. Хозяин дома принес воды, наполнил стакан, выжал туда несколько капель лимона, добавил сахару и протянул раненному. Тот жадно ее выпил и без сил откинулся на подушки.

Великан склонился над больным, приложил ухо к его груди, потом осторожно повернул его на бок и, послушав дыхание со спины, снова вернул на спину. Затем распрямился и, пожав плечами, тихо проговорил по-испански: «Дело идет к концу».

Капитан предложил вызвать больному врача из Пуэрто-Кабельо. В ответ великан презрительно махнул рукой: «Они там все коновалы». Когда же капитан объявил, что командует большим военным кораблем, на борту которого имеется свой врач, тот предложил еще час понаблюдать за ходом болезни: быть может, помощь врача уже не понадобится, тем более что дорога туда и обратно займет не менее пяти часов. Пока же следует обеспечить раненому, а вернее, уже умирающему человеку возможный покой. Он высказал все это столь уверенным тоном, словно оказывать помощь в подобных случаях было для него привычным делом.