Туманная река 3 - [64]

— Чтобы купить что-нибудь нужное, допустим вино, — я решил сжалиться над мужиками, — нужно сначала продать, что-нибудь ненужное.

— Например? — оживился Корней.

— А давай мы Петю, продадим! — заржал я.

— Да идите вы, — обиделся Петров.

— Короче есть сорок футболок, — я показал руками примерный их размер, — хорошие, белые, новенькие, мужским потом пока не воняют, на груди большими буквами написано слово «СССР».

— Так это же совсем другой коленкор! — загудел Корней, — что ж ты раньше то молчал?

— А вы меня раньше не спрашивали, — пробурчал, улыбаясь, я.

Как в студенческой общаге, подумал я, когда через полтора часа мы выставили прямо посреди Олимпийского бульвара четыре ящика молодого итальянского вина. Один ящик ушёл, не глядя, за десяток раритетных советских футболок. А тащить их на себе нам помог Томислав Мещеряков, который всё равно без дела болтался на территории олимпийцев. Сказал, что завтра утром улетает со всей остальной командой. Вот мы его и припахали.

Для разогрева, я сбацал на гитаре, которая осталось от боксёра Бори Никонорова, пару песен из репертуара «Синих гитар». В это время Петров и Корнеев отлавливали всех, кто попадался под руку, и направляли к нашему столу, точнее к нашим ящикам с вином. Первыми в их загребущие лопасти попались три французских пловчихи, Надин, Амели и Рози.

— Это же эти, сумасшедшие русские, — засмеялась Надин, чирикая что-то по-своему.

Вот ведь, зараза, понимать все понимаю, а ответить не могу.

— Бонжур мадмуазель! — ляпнул я, — шерше ля фам, алягер ком алягер, же не манж па сис жур, пардон!

Остальных французских слов я вспомнить не смог.

— Выпьем за нашу победу! — заорал Юра Корнеев.

Мы разлили вино по кружкам, которые временно спёрли из местной столовой. Я же решил в честь олимпийского золота отравлять сегодня свой организм халявной пепси-колой. И вот странное дело, в нашей пьющей компании я, трезвенник, чувствовал самое настоящее опьянение, из-за которого тянуло на подвиги, и путались мысли.

— Давай нашу песню, французскую! — загудел Петров.

Я почесал затылок. Что-то такое у Джо Дасеена я пытался в той жизни брякать, но за точность французских слов не ручался.

— Салют сэт акор ма, — запел я, наигрывая приятную мелодию французского шансонье, — Салют коман тю ва Лёта мапарю трэле Люэн де ля зе музон жэ пазе та.

— Какой омерзительный французский, — улыбаясь, заметила Амели.

— Зато мелодия красивая, — глотнув вина, ответила Рози.

— Знай наших! — заорал Петров, — давай ещё по одной!

Потом к нам подрулили кубинские товарищи.

— Куба, едрит мадрит! — орал Корней, — давай нашу кубинскую песню! — посмотрел он на меня мутным взглядом.

— Песня кубинская, — сказал я, — но на русском языке, исполняется впервые.

Я что есть силы, брякнул по струнам и завыл.

— Куба любовь моя, Остров зари багровой. Песня летит, над планетой звеня! Куба — любовь моя!

— Знай наших! Давай ещё по одной! — крикнул мне в ухо уже Мещеряков, открывая очередную бутылку.

— А теперь давай нашу, баскетбольную, — сказал, осушив кружку вина Петров.

— Ес, ес, баскетбол, — закивал головой потомок белых эмигрантов Томислав.

— Ес, ес, ОБХСС, — пробурчал я, какую им спеть баскетбольную?

— Баскетбольная хулиганская! — крикнул я, придумав, что сбацать, — солдат шёл по улице домой и увидел этих ребят!

Я решил на ходу перепеть цоевкскую «Маму Анархию», потому что, то, что сейчас вокруг творилось, и была самая настоящая анархия.

— Кто ваша мама ребята? Спросил у ребят солдат! Мама — игра баскетбол! Папа — наш главный тренер! Мама — игра баскетбол! Папа — наш главный тренер!

— За Суреновича! — потребовал осушить недопитое вино Петров.

— Все они в красных джипсах! Все высокого роста! Хотел солдат пройти мимо, но это было не просто! — прохрипел я второй куплет.

— Мама — игра баскетбол! Папа — наш главный тренер! — загорланили все, кто примерно понимал русскую речь.

При этом Петя и Корней пустились в дикий пляс, на подобие того, что фаны устраивают в фанзоне на рок-фестивалях. К нелепым прыжкам и кривляньям присоединились и кубинские спортсмены, и французские пловчихи.

— Довольно весёлую шутку сыграли с солдатом ребята! Заставили пить вино, научили ругаться матом! И все вместе! — я бил по струнам так, что пальцы горели, — Мама — игра баскетбол! Папа — наш главный тренер!

В общем два часа, длился бесплатный концерт с перекурами на выпивон с запивоном, постоянно кто-то приходил, кто-то уходил. Пока не появились одетые, как близнецы братья, с фотоаппаратами наперевес японские туристы. Из их болтовни я понял, что они занимаются сбором информации для ихнего же Олимпийского комитета. Выпив с нами на брудершафт, и заметно окосев, товарищи самураи выложили для продолжения банкета двести баксов. Петров с Мещеряковым тут же рванули закупаться новой алкогольной провизией. Это же они ещё столько же принесут, загрустил я.

Однако я грубо просчитался. Мещеряков и Петров где-то стырили тележку и прикатили шесть новых ящиков вина. Компания же с геометрической прогрессией увеличивалась. Француженок пришлось перенести на скамейки. Слабоваты оказались девушки здоровьем. Вокруг галдели немцы, югославы и шведы. Кстати, европейцы пришли не с пустыми руками, появилась закуска, пиво, и водка.